С. Синякович: Тайны географических открытий

В своем восточном походе самым враждебным городом Александр объявил Персеполь и отдал его на разграбление.

Многие персы, не желая попасть в руки грабителей и убийц, бросались со стен, поджигали дома и кидались в огонь.

О том, как вел себя Александр во время этой вакханалии грабежей, насилия и убийств, мы почти ничего не знаем. Плутарх рассказывает, что врываясь во дворец, толпа опрокинула статую Ксеркса. Александр, увидев ее на земле, остановился и произнес: “Что же нам, бросить тебя лежащим за твой поход на Элладу или за твою доблесть и душевное благородство поднять?” Долго простоял Александр над поверженной статуей некогда великого царя, а потом молча ушел. О чем он думал? О превратности и эфемерности власти и счастья? Может быть. Но если такие мысли и посещали Александра, то очень недолго. Он весь был полон ощущением триумфа. Под золотой дворцовой кровлей Александр сел на трон персидских царей и коринфянин Демарат, разрыдавшись по-старчески, сказал: “Какой большой радости лишились те из эллинов, кто умер прежде, чем увидел Александра воссевшим на трон Дария”. Так думали, чувствовали многие, и среди них сам Александр.

Четыре месяца он провел в Персеполе. Пиры сменялись пирами, попойки шли за попойками.

В конце мая 330 г. до н. э. во время одного из застолий афинская гетера Таис, любовница Птолемея, начала говорить о том, что самым прекрасным из деяний Александра будет сожжение царского дворца; пусть все пирующие во главе с ним отправятся туда и женские руки в один миг уничтожат то, что составляло гордость и славу персов. Разгоряченные вином, победой, женщинами молодые люди повскакивали с мест; кто-кто закричал, что сам поведет всех отомстить за греческие святыни, и велел зажигать факелы; кто-то говорил, что совершить подобное подобает только самому Александру. Парменион попытался было урезонить царя: нехорошо уничтожать свое имущество, к тому же и азиаты, если он сожжет дворец, будут относиться к нему не как к человеку, твердо решившему установить свою власть, а как к победоносному авантюристу, не желающему закрепить плоды своих побед. Александр отмахнулся: он хочет наказать персов за то, что они, вторгшись в Грецию, разрушили Афины и сожгли храмы; персы, считал он, должны были понести кару и за другие злодейства, которые совершили по отношению к эллинам. Веселой толпой, распевая вакхические песни под звуки флейт и свирелей, пирующие двинулись ко дворцу. Первым метнул огонь сам Александр, следом за ним бросила факел Таис. Македонские воины, думая, что здание загорелось случайно, прибежали тушить пожар, но, увидев царя, кидающего в огонь все новые и новые факелы, сами стали делать то же. Обрадованные македоняне наивно полагали, что гибель дворца знаменует собой конец войны и открывает перспективу скорого возвращения на родину. Говорили, что позже Александр раскаялся в содеянном, однако если раскаяние и имело место, то оно наступило слишком поздно.

Во время раскопок в Персеполе было обнаружено, что весь пол главного дворцового зала покрыт слоем золы и древесного угля толщиной примерно в 30–40 см; следы пожара были найдены и на колоннах.

В Экбатанах Александр наблюдал нечто невиданное — горящий нефтяной фонтан, бивший из естественной скважины. Его в особенности поразила способность нефти загораться от лучей света, как бы сама собой. Желая показать Александру это чудесное свойство, персы с наступлением сумерек обрызгали нефтью какой-то проулок и направили на нее свет от факелов; через мгновение весь проулок уже был охвачен пламенем.

Вскоре нефть подверглась еще одному испытанию. Александр находился в бане, когда некий афинянин Афинофан, один из его слуг, предложил смазать нефтью мальчика-раба Стефана.

Если нефть загорится, то он, Афинофан, поверит в ее чудесную непреоборимую силу. Стефан мгновенно загорелся; пламя удалось потушить с большим трудом, и мальчик после этой “милой шутки” долго и тяжело болел. Почему Александр решился на такое дело? Из юношеского легкомыслия? Из любознательности? Конечно, этот эпизод, хорошо запомнившийся окружающим, лишний раз свидетельствует о большом и постоянном интересе, который Александр проявлял ко всяким загадкам природы. Но разве он не мог предположить, что подобный эксперимент в высшей степени опасен для того, кто ему подвергнется? Не логично ли допустить, что ему, царю Азии, богу и сыну бога, стало в общем безразлично человеческое страдание, лишь бы были удовлетворены его любопытство и страсть к острым ощущениям.