Иван Никитчук - Освобождение дьявола. История создания первой советской атомной бомбы РДС-1

– Только один вопрос: почему г-н Черчилль отказывает русским в получении их доли германского флота?

– Я не против. Но раз вы задаете мне вопрос, вот мой ответ: этот флот должен быть потоплен или разделен.

– Вы за потопление или раздел?

– Все средства войны – ужасные вещи. Я за потопление.

– Хочу выразить наше полное согласие с сэром Уинстоном. Германский флот действительно нужно утопить. Поэтому СССР приветствует и надеется, что со своей частью трофейного флота Великобритания так и поступит. Советский Союз хотел бы получить свою долю германских кораблей, чтобы потом решить, что с ними делать. По крайней мере, мы свою часть топить не намерены.

Немая сцена. В итоге Черчиллю пришлось уступить в этом вопросе Сталину. Флот был разделен, и третья его часть досталась Советскому Союзу. 656 германских военных и торговых судов таков «личный» трофей Сталина, завоеванный им на Потсдамской конференции. Этакую армаду кораблей нашим корабелам пришлось бы строить не одну пятилетку.

Пожалуй, единственный вопрос, который остался за союзниками, демонстрируя их истинное лицо, был вопрос о разрыве дипломатических отношений с режимом Франко в Испании. Союзники решительно отклонили такой разрыв, мотивируя тем, что нельзя вмешиваться во внутренние дела Испании. Франкистская Испания формально не воевала, но направила на Восточный фронт «Голубую дивизию» и была фашистским государством. Почему бы не уничтожить фашизм везде? Потому что Франко к власти привели Лондон, Париж и Вашингтон, и фашизм являлся одним из проектов британской разведки. Именно поэтому Черчилль выступил категорически против, и Франко остался у власти еще на тридцать лет.

Американцы решили выжать максимум возможного из своего атомного преимущества, им очень хотелось сломать Сталина, запугать его. Трумэн и Черчилль полагали, что такая «психологическая атака» заставит СССР быть сговорчивее. После одного их заседаний Трумэн, отозвав Сталина в сторонку, проинформировал его через переводчика Павлова о том, что в США создано новейшее оружие огромной разрушительной силы. Сталин поблагодарил Г. Трумэна за сообщенные сведения и никак их не комментировал. Потягивая свою трубку, он сказал спокойным, с некоторым безразличием голосом переводчику Павлову:

– Скажите, что я благодарен господину президенту за предоставленную информацию…

Отвернувшись от растерянного Трумэна, Сталин продолжил:

– Становится жарко… Предлагаю пойти и выпить чего-нибудь прохладительного…

Черчилль внимательно в это время наблюдал за Сталиным, он буквально впился в его лицо, ожидая реакции дядюшки Джо, как они называли между собой Сталина. Но эти политики не знали Сталина. Он-то понял, какой реакции от него ждут, понял, о чем идет речь, сохраняя полное спокойствие и даже равнодушие.

Около автомобиля Черчилль спросил Трумэна:

– Как он отреагировал?

– Он не задал ни одного вопроса.

– По-моему, он не понял, о чем идет речь.

Уже в себя в резиденции Сталин, обмениваясь с Молотовым информацией о состоявшемся разговоре с Трумэном, раскуривая свою трубку, улыбаясь в усы, промолвил:

– На его сообщение о создании атомной бомбы я прикинулся простачком, ничего не понимающим. Кажется, Вячеслав, мне это удалось… Хотя, конечно, информация очень тревожная.

– Цену себе набивают.

– Пусть набивают. Но надо будет сегодня же переговорить с Курчатовым об ускорении нашей работы…

Сталин открыл глаза, посмотрел в темное окно, закурил трубку и вышел на крыльцо дачи. Часовой, стоявший у входа, вытянулся по стойко смирно.

– Не спится, часовой? – спросил Сталин.

– Никак нет!

– Вот и мне не спится…

Сталин спустился с крыльца и пошел медленным шагом по дорожке. Он любил эти коротки ночные прогулки по притихшему парку, любил вдыхать аромат цветов… Рядом был огромный город, он спал, и его дыхание едва ощущалось. В голове роились мысли о завтрашнем дне, о предстоящих делах, о судьбе этого города и всей страны. Закончилась страшная война, многие надеялись хоть немного перевести дух… Надеялся и он, но снова нависла угроза миру и с ней мы обязаны справиться, напрягая все силы.

«Жаль, начало подводить здоровье, – подумал Сталин. – Врачи говорят, что я перенес на ногах несколько микроинфарктов и инсультов… В постоянном напряжении я этого не заметил… Мои дети… Бедный Яша погиб в плену, в лагере Заксенхаузен… Может быть я зря не поехал в этот лагерь… Но ведь там погиб не только мой сын… Там погибли тысячи наших сыновей и дочерей… Вот я и не стал привлекать внимание именно к своему сыну… Светка, совсем взрослой стала… Родила мне внука, назвали Иосиф. Что ж, я не против – Иосиф так Иосиф, не самое плохое имя… Вася – боевой летчик… Что с ними будет, что будем со всеми нами? Американцы сбросили на Японию две атомных бомбы, уничтожив сразу два города и почти 300 тысяч жизней. Вот он звериный оскал капитализма…»