Михаил Полиевктов - Николай I. Биография и обзор царствования с приложением

Восточный вопрос и Польша – вот что дает объяснение внешней политике императора Николая в 30-х и 40-х годах. Постановка и разрешение восточного вопроса находились в это время в гораздо большей зависимости, чем в первые годы царствования, от того, как складывались отношения России к западным державам и к событиям, совершавшимся в Европе. В свою очередь, сами эти отношения мотивируются для императора Николая в значительной степени тем политическим курсом, какой он держит после 1830 г. в Польше.

Очевидными вопросами для русской политики на Востоке в 30-х и 40-х годах становятся вопросы об окончательном устройстве Греции, придунайских княжеств, Молдавии с Валахией и Сербии. На фоне этих вопросов обрисовывается и то явление, к которому сводится теперь постановка в целом восточного вопроса как вопроса общеевропейской политики – соперничество на Востоке России с Англией и отчасти с Австрией. Это соперничество – соперничество за упрочение своего влияния прежде всего на почве экономических отношений во вновь призванных к политической жизни областях. Отсюда острота вопроса о назначении на Востоке консулов и о тех политических формах, какие установятся в этих областях, – вопроса, в котором Англия и Николай заняли столь противоположные позиции. Коллизия интересов России и европейских, прежде всего двух указанных, держав начинается еще накануне войны 1828–29 гг.; она окончательно определяется к 1833 г., когда Унхиар-Скеллессийский договор закрепил за Россией ее преобладающее положение на Востоке, а, с другой стороны, конвенции этого года, покрывая собой недоверчивое отношение Австрии к русской политике на Востоке, наметили ту общую международную группировку в Европе, которая выражается в тройственном союзе России, Австрии и Пруссии и в четверном соглашении Англии, Франции, Испании и Португалии. Эта группировка делается, в свою очередь, отправной точкой всей дальнейшей политики императора Николая, которая с этого момента вступает в свой новый фазис и, соблазняясь мыслью о разъединении интересов Англии и Франции и о международном изолировании последней, оказывается в 1840 г. лицом к лицу с утратой своей позиции на Востоке. Таков смысл лондонских конвенций 1840 и 1841 гг. Можно сказать, что за все это время император Николай, в политических заданиях которого на Востоке чудится последний отзвук широкого размаха русской политики конца XVIII в., тщетно стремится на западном побережье Черного моря к тем же достижениям, какие в более легких условиях, при отсутствии сложных противоборствующих сил, были в значительной степени достигнуты к этому времени в Закавказье. Выразителем традиций конца XVIII в. является в это время в его деятельности в придунайских княжествах Киселев. Новая школа русской дипломатии вырастает в лице бар. Бруннова. Когда к началу сороковых годов русской дипломатии оказались не по плечу традиции конца XVIII в., император Николай начинает останавливаться на мысли о более тесном соглашении по восточным делам с державами, наиболее в этих делах заинтересованными или территориально, как Австрия, или экономически, как Англия. События 1848 г., на время заслонившие восточный вопрос, сами в свою очередь ввели в его разрешение новый фактор, Францию второй империи, и подготовили ту его постановку, которая приводит уже непосредственно к заключительному акту николаевской эпохи – к Крымской кампании.

Уже во время русско-турецкой войны 1828–1829 гг. отношение к России ее вчерашних союзниц, Англии и Франции, совместно с ней подписавших Лондонский договор 1827 г., начало изменяться. Адрианопольский мир еще более усилил тревогу в Европе и был встречен одинаково неприязненно как в Вене, так и в Лондоне. Для Австрии основание Греческого королевства и создание автономных Молдавии, Валахии и Сербии, поставленных теперь в чисто номинальную зависимость от Порты, было равносильно сведению монархии Габсбургов на степень второстепенной державы и лишало Австрию надежды распространить свои пределы на Балканский полуостров и усилить там свое влияние. С другой стороны, усиление России в придунайских областях шло вразрез со стремлением Австрии обеспечить за собой судоходство по Дунаю и для того утвердиться на устьях этой реки. В Вене находили, что со времени подписания Лондонского протокола 1827 г. «великий союз» 1815 г. расторгнут, и только события 1830 г. создали, как было уже указано выше, почву для нового сближения обеих монархий. Англию тревожило главным образом усиление русского владычества на восточном берегу Черного моря, проистекающие отсюда для Англии затруднения в сношениях с азиатско-турецкими и персидскими областями, ограничение суверенных прав султана в области судоходства и торговли и льготы русским подданным в Турции. Встревоженные за судьбу Турции, европейские державы после Адрианопольского мира усиленно стремятся взять в свои руки окончательное создание независимой Греции, видя теперь в этой последней оплот против дальнейшего усиления русского влияния на Востоке. Такова была точка зрения лондонского и парижского кабинетов, к которым в данном случае в значительной степени примыкал и венский. После подписания Адрианопольского договора вопрос об устройстве Греции по-прежнему составил содержание работы Лондонской конференции. Одновременно с этим Англия и Франция потребовали от русского правительства заявления о том, что 10 статья трактата (о признании Турцией Лондонского договора 1824 г.) «не упраздняет прав союзников императора, не препятствует совещаниям министров, собранных на конференцию в Лондоне, и не служит препятствием для решений, которые три союзные Двора с общего согласия признают наиболее полезными и всего лучше соответствующими обстоятельствам». Император Николай согласился на это требование своих союзников, и это согласие стало исходным пунктом для дальнейших совместных мероприятий держав относительно Греции.