Этим объясняются, по-видимому, отчасти и ее постоянные заботы дать в воспитании своего третьего сына преобладание гражданского и политического элемента над военным.
С другой стороны, вся жизнь великого князя с 1814 года, характер его поездок за границу и по России, его брак и та роль, какую он начинает играть с 1817 года в царской семье, – все это ясно говорит о вполне назревшем, хотя и не сформулированном еще решении. И подобный взгляд на Николая Павловича начинал устанавливаться, как мы видели, к этому времени и в обществе, и притом, по-видимому, раньше за границей, чем в России. Первое время этот взгляд мог не связываться непременно с мыслью об отречении Константина и естественно вытекал из положения Николая Павловича среди других членов императорской фамилии при отсутствии мужского потомства у его старших братьев.
Когда вопрос о разводе Константина Павловича стал приближаться к разрешению и цесаревич начал подготавливать исполнение своего давнишнего желания, государь счел нужным подготовить к этому и самого Николая Павловича. 13 июля 1819 г. он имел разговор с великокняжеской четой, во время которого сообщил Николаю Павловичу и его супруге о своем решении отречься со временем от правления и о нежелании Константина наследовать престол и предупредил, что великий князь Николай Павлович призывается на царское достоинство и что это должно совершиться еще при жизни его, императора. По собственному свидетельству великого князя и его супруги, разговор этот очень их смутил. Когда в январе 1822 г. происходили переговоры между государем, императрицей-матерью и цесаревичем, то Николай Павлович не был к ним привлечен. После письма цесаревича к государю от 14 января 1822 г. императрица Мария Феодоровна, однако, в разговорах с Николаем Павловичем начала упоминать об акте отречения Константина в его пользу, и Николай Павлович в своих записках сам не отрицает того, что о существовании этого акта было ему известно. Государственный вопрос огромной важности, затрагивающий основной закон империи, обсуждался и решался, таким образом, чисто по-семейному и даже без привлечения к его обсуждению того представителя младшего поколения своей же семьи, который был прежде всего здесь заинтересован. Ив этом нельзя не видеть влияния императрицы Марии Феодоровны, вообще так много содействовавшей в детях императора Павла быстрому и прочному росту привычки вносить в государственные дела тон семейного вопроса. Только через полтора года после того, как цесаревич и государь обменялись своими письмами и когда вопрос был уже окончательно решен, акту отречения Константина и назначения наследником престола Николая была придана форма акта государственного. Летом 1823 г. московским митрополитом Филаретом, при содействии кн. А.Н. Голицына, был составлен манифест об отречении Константина Павловича и о назначении наследником Николая Павловича («Наследником нашим быть второму брату нашему, великому князю Николаю Павловичу»), подписанный Александром 16 августа 1823 г. И теперь, как и на всех предшествующих стадиях этого вопроса, была усвоена строгая келейность. Манифест 16 августа 1823 г. остался необнародованным: 27 августа т.г., в бытность государя в Москве, манифест с приложением письма Константина Павловича от 14 января 1822 г. был передан государем тому же митрополиту Филарету в запечатанном пакете с собственноручной надписью государя: «Хранить в Успенском соборе с государственными актами до востребования моего, а в случае моей кончины открыть московскому епархиальному архиерею и московскому генерал-губернатору в Успенском соборе прежде всякого другого деяния». При этом государь через Аракчеева изъявил митрополиту свое желание, чтобы это дело не предавалось огласке. 29 августа Филарет, в присутствии протопресвитера, саккелария и прокурора синодальной конторы, показав им пакет и подпись и объявив волю государя о строжайшем соблюдении тайны, положил пакет в ковчег государственных актов в алтаре Успенского собора, запер и запечатал ковчег. Копии манифеста, собственноручно переписанные кн. А.Н. Голицыным, в пакетах за императорской печатью были разосланы в Государственный Совет, Сенат и Синод. На пакетах были сделаны собственноручно государем надписи: «Хранить в (название учреждения) до моего востребования, а в случае моей кончины раскрыть прежде всякого другого деяния в чрезвычайном собрании». О необнародованном манифесте не было официально известно никому, кроме трех только что названных лиц.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу