Игнат Горелов - Николай Бухарин

По распоряжению градоначальника Бухарин был арестован на три месяца. Но 10 июля 1909 года в дело вмешалась охранка: по ее настоянию Бухарин был из-под стражи освобожден по агентурным соображениям. Они сводились к тому, что за ним было организовано постоянное негласное наблюдение. Каждый шаг молодого большевика фиксировался как внутренней агентурой, так и многочисленными филерами. Таким образом охранка пыталась напасть на след оставшихся на свободе подпольщиков, «вырвать с корнем» большевистское подполье Москвы.

12 ноября 1909 года Бухарина арестовали вновь. Дело о нем было передано судебному следователю по особо важным делам Московского окружного суда Р. Р. Вольтановскому, который и привлек его к следствию. В деле говорится, что Бухарин, «по агентурным сведениям, с начала года состоял пропагандистом и организатором Замоскворецкого района, а в последнее время был и секретарем комитета означенного района». [23] Там же, 1910 г., оп. 29/16, д. 592, л. 24.

В конце года Бухарин был выпущен из тюрьмы под залог в тысячу рублей, хотя предварительное обвинение по 102-й статье Уголовного уложения обрекало его на каторгу. С этого времени он переходит на нелегальное положение партийного профессионала.

С начала 1910 года Бухарин принимает деятельное участие в работе легальных рабочих организаций, особенно клуба общедоступных развлечений. Социал-демократ Д. М. Генкин писал, что он «вместе с Антоновым-Овсеенко, Белоусовым и Бухариным организовал рабочий клуб, который через несколько месяцев живой и большой работы был закрыт». [24] Там же, л. 77.

Начальник Московского охранного отделения полковник П. П. Заварзин сообщал 10 марта 1910 года градоначальнику генерал-майору А. А. Адрианову, что в своей работе клуб придерживается программы РСДРП. «Из тех лекций, которые устраивал клуб за последние три месяца, почти ни один вечер не проходил без того, чтобы присутствовавший на нем представитель администрации не счел бы своим долгом по нескольку раз вмешиваться, прерывать ораторов и даже закрывать собрания, так как все лекции выступавших в клубе сводились в конце концов к несостоятельности существующего государственного строя в России».

Студент Московского университета А. А. Руфин писал, что клуб — «это флаг, которым прикрывается рабочая организация», всякий, кто приходит сюда, «получает массу бодрости». [25] Там же, оп. 47, д. 222 (50), л. 2, 7. Начальник московской охранки отмечал, что клуб «совершенно уклоняется от принятой на себя легальной программы и деятельно занялся пропагандой социал-демократических идей». [26] Там же, ф. 280, 1910 г., оп. 1, д. 5007, л. 23. Это происходило несмотря на то, что в правлении клуба преобладали меньшевики.

Бухарин участвует и в работе профсоюзной печати, прежде всего в легальном органе московских текстильщиков. А. И. Виноградов вспоминал: «При нелегальном профсоюзе текстильщиков существовал ежемесячный орган — „Голос жизни“. В редакцию вошли: Бухарин Н. И., Лукин Николай Михайлович, Виноградов Александр Иванович и Ростовцева Надежда Михайловна. Она отбыла год заключения в крепости в Петербурге и поселилась в Москве. Там же в профсоюзе познакомился с Романом Малиновским. Вышедший № 1 „Голоса жизни“ был выпущен меньшевиками. С появлением нашей большевистской редакции в конце 1910 года в Москве это был единственный легальный большевистский орган. Распространялся он через профсоюз и исключительно среди рабочих-текстильщиков. В общую продажу он не поступал, да и не мог поступать, так как каждый номер его подлежал конфискации. Выпустили мы, насколько помню, № 2, 3 и 4 несколько позднее, но в этот же период». [27] МПА, ф. 1, оп. 1, д. 177, л. 25―26.

Бухарин энергично выступает против разлагающей деятельности ликвидаторов и отзовистов. Впоследствии он писал в автобиографии: «За время своей партийной работы в России все время был ортодоксальным большевиком (т. е. не был ни „отзовистом“, ни „примиренцем“)».

По-прежнему важным центром революционного движения в Москве был университет. Агент охранки докладывал, что студенческая группа, организованная Н. И. Бухариным и Ф. И. Голощекиным, придерживается следующих взглядов: «Считая желательным политическое выступление студенчества, как единственный протест против гнета реакции, — все же нельзя надеяться, что студенческая масса при настоящем положении вещей сможет создать заметное политическое движение. Но представляется возможным, исходя из частных требований академического переустройства, революционизировать массу, связать ее недовольство университетскими порядками с общим политическим недовольством. Такова политическая платформа университетских большевиков». [28] Орлов В. И. Годы реакции (1908―1910). М., 1925. С. 270.