Арон Гуревич: История и сага

Мы увидим далее, что это мировоззрение во многом не сформулировано четко и сознательно. Автор королевской саги не склонен пускаться в отвлеченные общие рассуждения, но подает свои идеи в конкретном их воплощении, через поступки и речи героев, путем отбора эпизодов; как уже сказано, таково было непременное требование самого жанра саги, — активное вмешательство автора в рассказ запрещено! Но главное состоит в том, что это мировоззрение вряд ли и могло быть до конца продумано и полностью выражено так, как, скажем, постулировались основные положения провиденциалистски-теологической концепции западноевропейских католических историков той же самой эпохи. В саге мы находим скорее переживание исторического процесса, нежели осознанное его понимание.

В древнеисландском языке отсутствует понятие «история», и самый этот факт весьма многозначителен. Слово «saga» означало «то, о чем рассказывают», «сказание», а не историю в собственном смысле. Нет в древнеисландском языке и слова «историк». Термин «fróðr» («ученый», «знающий», «мудрый») прилагался главным образом к тем писателям, которые оставили сочинения исторического содержания. Так именовали Семунда, Ари Торгильссона и некоторых других знатоков прошлого, живших между серединой XI и серединой XII в. Авторов более позднего времени называли fróðr лишь изредка (зато так называли исландцы англосаксонского церковного писателя VIII в. Бэду, которого высоко ценили). Отсутствие терминов «история», «историк» — свидетельство того, что историческое знание не выделилось в особую отрасль. Те два значения слова «история», которые ясно различимы для нас — действительно свершавшиеся некогда события и рассказ о них, — едва ли вполне отчетливо расчленялись в сознании средневековых скандинавов: сага — это и случившееся, и повествование о нем. «Pat verðr at seqja svá hverja sögu sem hún gengr» — «каждую сагу надобно рассказывать так, как она случилась», — гласило крылатое выражение. Рассказ о происшедшем не носит поэтому субъективного характера, и его нельзя строить так или иначе в зависимости от прихоти, вкусов или взглядов автора, существует только один способ изложения: «так, как все произошло». Потому-то личность автора в саге растворяется в повествовании и история говорит его устами.

Правда, в отдельных, довольно редких случаях (помимо Пролога) в «Хеймскрингле» встречаются такие личные обороты, как, например: «я назвал некоторых…»; «теперь я хочу написать об исландцах»; «я надеюсь, об этом будет впоследствии рассказано в саге о конунге Олафе», или прямое обращение автора к читателям: «И вот вы можете узнать…» и т. п. Вспоминаются «источниковедческие экскурсы» Снорри (о них речь впереди). Тем не менее, как правило, автор не виден.

Из текста «Хеймскринглы» невозможно узнать, кто ее написал, и, напомним, лишь в XVI в. появились списки «Хеймскринглы» с указанием имени Снорри. В «Саге о Стурлунгах», подробно повествующей о перипетиях общественной жизни в Исландии в эпоху, когда жил Снорри, несмотря на многочисленные сведения о нем как крупном предводителе, ничего не сказано о создании им королевских саг.

Выше уже упоминалось, что последняя сага «Хеймскринглы» — «Сага о Магнусе Эрлингссоне» заканчивается на том моменте, с которого начинается изложение в «Саге о Сверрире» (1177). Снорри, как видно, не претендовал на то, чтобы как-то иначе изобразить этот период истории Норвегии, ему было достаточно изложить саги о всех предшествовавших Сверриру конунгах. Такое понимание им своей задачи, видимо, связано с концепцией авторства и с представлениями о соотношении саги и прошлого, о котором она рассказывает. Автор королевской саги призван не переписывать заново и по-своему сагу, уже существующую, если она кажется достаточно полной и достоверной, а продолжить ее; в данном случае нужно было продолжить ее, восходя к более отдаленному прошлому, так, чтобы вместе с уже существовавшей «Сагой о Сверрире» получилась целостная и непрерывная серия королевских саг, охватывающая всю историю Норвегии. Иное дело, стремление к полноте и целостности вынудило Снорри составить и саги о тех конунгах, о которых уже ранее существовали подробные повествования. Но, как явствует из Пролога к «Хеймскрингле», Снорри отнюдь не стремился критически пересмотреть более ранние саги, ибо видел в них авторитетные свидетельства, которым во многом следовал. Поэтому даже в тех случаях, когда в разных королевских сагах мы сталкиваемся с противоречивыми сведениями об одном и том же факте, мы не найдем в них никакой — ни прямой, ни косвенной — полемики между их авторами относительно интерпретации этих фактов (хотя на деле эта интерпретация и оказывается различной).