Гай Аноним - Вокруг Апокалипсиса. Миф и антимиф Средних веков [оптимизированный вариант]

Подозрительно? Еще как!

Осада принадлежащего Жилю де Ре замка Шамптос. Бретонская хроника, XV век.

Попутно с церковным судом (колдовство, дьяволопоклонничество и проч.) имел место и гражданский процесс (нападение на замок Сент-Этьен), остававшийся в тени. Обоими разбирательствами руководили кредиторы и злейшие враги Жиля де Ре — верный слуга герцога Бретонского Пьер л’Опиталь, сенешаль Ренна, и епископ де Малеструа. Стоит ли говорить о том, кому после казни барона отошло большинство его владений? Справедливости ради надо уточнить, что собственно баронство осталось за младшим братом Жиля, Рене де Ре.

Совершал Жиль де Ре приписываемые ему злодеяния или нет, был он оклеветан или действительно оказался опаснейшим серийным убийцей — это еще предстоит выяснить историкам будущего. Обе версии, обвинительная и оправдательная, существуют на равных, однако, как говорят в народе, нет дыма без огня: что-то наверняка было, пусть и не в столь грандиозных масштабах, о которых нас извещают материалы процесса. В этой истории мы наблюдаем очевидную материальную заинтересованность инквизиции в исходе суда, особенно если учитывать, что председательствовал на духовном суде епископ де Малеструа. Но опять же, самому трибуналу достались лишь крошечные суммы, покрывавшие судебные расходы, а главную прибыль получили его преосвященство епископ и герцог Бретонский.

Фактически мы видим конфликт хозяйствующих субъектов, сиречь феодалов, стремившихся заполучить ценнейшие владения оппонента. Как и в случае с тамплиерами, инквизиция выступила инструментом в споре, но свою основную функцию выполнила: обвиняемый сознался, колдовство, maleficia и убийства (в том числе и в ритуальных целях) формально были доказаны, и Жиль де Ре честно заработал свой костер. Впрочем, после покаяния к нему проявили снисхождение и вместо сожжения задушили гарротой, а тело выдали родственникам для погребения…

Два вышеописанных прецедента в определенной мере могут подтвердить сентенции Григулевича о «материальной заинтересованности» инквизиции, однако мы видели, что выгодополучателями являлись король Франции (а с ним орден госпитальеров) и герцог Бретонский с присными. С другой стороны, какие доходы инквизиция могла получить после процессов над альбигойскими ересиархами, отрекшимися от всего земного и считавшими мирские блага и ценности «дерьмом дьявола», или, к примеру, «лионскими нищими», вальденсами, чье достояние составляли разве что драные штаны и перепоясанная вервием рубаха?

А ересь дольчинитов, или же «апостольских братьев», поднявших в Италии мятеж в 1306–1307 годах? Эти сектанты тоже стремились к евангельской бедности и созерцательной жизни, только делали это весьма своеобразно — попросту резали богатых, чтоб другим неповадно было, и это не считая иных сектантских забав, наподобие «общих жен» и прочего «военного коммунизма» образца начала XIV века. С дольчинитов тоже было нечего взять — голь, бось, рвань и обезумевший плебс, — но к процессу над фра Дольчино и его присными Sanctum Officium отнесся со всей возможной внимательностью и рвением, тщательно доказав вину и отправив еретиков на костер…

Так что же, спросите вы, злоупотреблений вовсе не было? Разумеется, были, и весьма значительные, как, впрочем, в любой судебной системе. Но пик пришелся на более поздние времена — если в раннюю эпоху инквизиция трудилась из соображений религиозного энтузиазма и ради спасения заблудших душ, то к финалу Средневековья и расцвету Ренессанса она зачастую становится подчиненной не Риму, а светским властям, действуя в интересах этих властей. Самый яркий пример тому — испанская инквизиция.

Со становлением национальных государств, когда примат религиозной самоидентификации сменился идентификацией этнической, папство начало ослабляться и более не являлось абсолютно непререкаемым авторитетом. В 1478 году папа дозволяет королям Испании учреждать собственную инквизицию и руководить ее работой. Особенно примечательно, что эта региональная инквизиция с помощью своей судебной системы могла полностью и с огромной эффективностью контролировать весь церковный аппарат Испании: священников, монашеские и духовно-рыцарские ордена, а с 1531 года даже епископов. Причем грозить апелляцией в Рим теперь становилось бессмысленно — вердикт Священного трибунала являлся окончательным и обжалованию не подлежал.