Филипп Сэндс - Восточно-западная улица. Происхождение терминов геноцид и преступления против человечества

Второй документ – приказ, подписанный в марте 1942 года Вехтером: запрет принимать на работу евреев по всей Галиции {455} 455 Приказ от 13 марта 1942 года о запрете приема евреев на работу, вступил в силу 1 апреля 1942 года. . Приказ был опубликован за два дня до первой операции в гетто (15 марта) и вступил в силу на следующий день после отправки евреев в Белжец (1 апреля). Этим распоряжением большинство работающих евреев лишались последней связи с внешним, нееврейским миром. Лемкин рассматривал эту меру как неизбежный шаг перед геноцидом.

И если первые два документа навлекали на Вехтера серьезные подозрения, то третий был убийственен {456} 456 Генрих Гиммлер – госсекретарю группенфюреру СС Штуккарту, 25 августа 1942 года. . Это был короткий отчет Генриха Гиммлера Вильгельму Штуккарту, рейхсминистру внутренних дел. Датированный 25 августа отчет был направлен в Берлин, когда «Большая акция» уже шла полным ходом. «Я только что побывал в Лемберге, – писал Гиммлер Штуккарту, – и имел откровенный разговор с губернатором, бригадефюрером СС доктором Вехтером. Я прямо спросил его, хочет ли он вернуться в Вену, потому что я считал неправильным оставить этот вопрос незаданным, пока я там. Вехтер не хочет возвращаться в Вену».

Откровенный разговор, предложение уехать, сменить карьеру, выбраться. Вехтер отказался от этого предложения и сам предпочел остаться, не желая портить продвижение по службе. Он сделал этот выбор, прекрасно зная о Die Große Aktion , это подтверждается письмом, которое показал мне Хорст. 16 августа его отец писал жене, что со времени ее отъезда «во Львове пришлось многое сделать… заняться урожаем, предоставить рабочих (уже 250 000 из округа!), а также разворачивается Die Große Aktion против евреев».

Гиммлер же свое письмо заканчивает размышлением: «Остается посмотреть, как Вехтер будет вести себя в качестве губернатора Галиции после нашего разговора».

Очевидно, поведение губернатора вполне удовлетворило Гиммлера, и Вехтер оставался на этой должности в Лемберге еще два года. Он сыграл свою роль в Die Große Aktion в августе 1942 года в качестве гражданского руководителя города и области.

Письмо Гиммлера не оставляло сомнений. Когда я предъявил его Хорсту, он уставился на бумажный лист, и лицо его окаменело. Что бы он спросил сейчас у отца, если бы имел такую возможность?

– Не знаю, – пробормотал Хорст. – Это так все нелегко. Наверное, я бы ни о чем не стал его спрашивать.

Повисло молчание. Хорст прервал его очередным оправданием: отец не справился с ситуацией, с огромных масштабов катастрофой, которую не в его силах было предотвратить. На него обрушились срочные приказы. Нет, сказал я, не все тут было неизбежным: он мог не подписывать эти распоряжения, он мог вовсе не брать на себя надзор за «Акцией». Он мог уволиться.

За моим ответом вновь последовало долгое молчание, лишь снег почти беззвучно сыпал да потрескивали дрова в очаге. Неужели и такой документ не побудит Хорста осудить отца? Что говорит в нем – сыновья любовь или нечто иное?

– Не могу сказать, чтобы я любил отца, – отозвался наконец Хорст. – Я люблю деда.

Он оглянулся на портрет старика в военной форме, который висел над его постелью.

– Но у меня есть своего рода ответственность перед отцом – выяснить, что произошло на самом деле, сказать правду и сделать для него то, что смогу, – принялся рассуждать он. – Я обязан найти какой-то позитивный аспект.

Он ухитрялся как-то проводить границу между своим отцом и системой, между человеком и группой, которую тот возглавлял.

– Я понимаю, что система вся была преступна, и он был ее частью, но не считаю его преступником. Он не действовал как преступник.

Мог ли его отец уехать из Лемберга, не принимать участия в тех акциях, что происходили под надзором губернатора и его администрации?

– Невозможно выскочить из системы, – прошептал Хорст.

Сохранившиеся в Министерстве юстиции США документы утверждали обратное. Но Хорст ухитрялся фильтровать материал, характеризуя его всего лишь как «печальный» или «трагический».

Принять такую реакцию нелегко, но я ощущал печаль, а не гнев. И все же: отказываясь осуждать отца, не продолжал ли он тем самым его злое дело?

– Нет!

Приветливый, дружественный, разговорчивый Хорст тут не смог выдавить из себя ничего более. Осудить отца он отказывался. Во всем виноваты Франк и его администрация, СС, Гиммлер. Все члены этой группы виноваты, кроме Отто.