Персиваль Элгуд - Египет под властью Птолемеев. Иноземцы, сменившие древних фараонов. 325–30 гг. до н.э.

Этот союз вряд ли можно назвать счастливым, даже несмотря на то, что в результате него на свет появился наследник престола. Как только сомнения в беременности Клеопатры отпали, Эвергет убил своего племянника Неос Филопатора, чтобы расчистить путь к трону для собственного наследника. Никто не осмелился протестовать, и верховный жрец Мемфиса провел над убийцей обряд коронации, сделав его таким образом полноправным царем Египта.

Царь переехал в Александрию, где Клеопатру настигла Немезида. Она напрасно пожертвовала собой и никак не отреагировала на совершенное мужем преступление. Клеопатра стала царицей, но лишь номинально, ибо Эвергет не нуждался ни в ее советах, ни в ее обществе. В первом случае он считал, что единоличный правитель подходит для Египта гораздо лучше, чем двое, а во втором предпочитал компании женщины среднего возраста общество молоденьких девушек. Тогда его фавориткой была Ирина, родом из Киренаики, и он приказал убить полдюжины слуг, опрометчиво осмелившихся неуважительно отзываться о любовнице царя.

Однако Эвергет был ветреным человеком и в какой-то момент обратил внимание на незамужнюю дочь брата Клеопатру [58]. Его привлекла влюбчивость девушки, и он стал зондировать почву. Клеопатра с удовольствием отвечала на ухаживания дяди, даже несмотря на то, что его с трудом можно было назвать объектом девичьих грез. Эвергет был тучен, а его лицо обрюзгло, из-за чего александрийские злые языки вполне обоснованно обозвали его Фисконом – «Пузом». Но это не остановило Клеопатру. Этот мужчина был омерзителен, но оставался царем, а лишь немногие македонские царевны ждали от брака чего-то большего, чем общий трон. Девушка сообщила Эвергету, что будет принадлежать ему только при соблюдении им этого условия, и он согласился.

Услышав о браке, Клеопатра-мать пришла в ярость. Позабыв о собственном позоре, она назвала этот союз инцестом и со злостью в голосе стала напоминать Эвергету о том, что если в Египте будут править один царь и две царицы, то он станет посмешищем для всего остального мира. Но она истекала ядом напрасно. К тому времени брак уже был заключен, и Эвергет мог предложить старшей из Клеопатр только первенство в монаршем протоколе. В итоге около 143 г. до н. э. документы стали датироваться и подписываться тремя именами – «царя Птолемея, царицы Клеопатры-сестры и царицы Клеопатры-жены, богов Эвергетов».

Обеспокоенные сообщением Муниция Терма, сенаторы захотели больше узнать о ситуации в Египте. Во всех странах, расположенных в бассейне Эгейского моря, царили неразбериха и разногласия. Цари постоянно ссорились с царицами, а их подданные призывали чуму на обоих супругов. Сирия распалась надвое, Египет также был разделен, и в 136 г. до н. э. Сципион Эмилиан Африканский в сопровождении двух сенаторов и философа-стоика Посидония покинул Рим, чтобы «проинспектировать царства его союзников». Сначала высокопоставленный посол отправился в Александрию, где был тепло встречен Эвергетом.

Эти двое, обладавшие прямо противоположной конституцией и манерами, вместе представляли собой весьма странное зрелище. Гость выглядел важным и даже величавым, говорил лаконично и казался тем, кем и был на самом деле, – знаменитым военачальником. Хозяин самодовольно улыбался и был весьма словоохотлив. Невысокий и настолько тучный, что «самые длинные руки не могли объять его живот», он походил на клоуна. Еще большее впечатление производило различие в костюме. Сципион носил простую короткую тогу, в то время как на Эвергете были совершенно фантастический плащ, доходивший ему до лодыжек, и наряд с рукавами, закрывавшими запястья. Оба этих одеяния были сшиты из просвечивающей ткани, благодаря чему всем были видны недостатки его фигуры.

Считая, будто роскошь произведет на гостя должное впечатление, царь стал закатывать бесконечные пиршества, устраивать торжества, игры и театральные представления. Однако все эти усилия были потрачены впустую – Сципион считал подобные развлечения достойными лишь бесполезного царя и малозначимого народа. Такую же неприязнь у него вызывали дворцовые прихлебатели, следовавшие за ним по пятам, надеясь на знакомство со знаменитым разрушителем Карфагена. Храмы и другие здания произвели на римлянина более яркое впечатление, чем местное население. Их оформление было бесподобным; это был именно тот случай, когда искусство сумело дополнить сделанное природой. Неподалеку от берега над морем возвышался Фаросский маяк, блестевший в солнечном свете, а чуть глубже в сторону суши сверкали, отражая яркие лучи, темные воды озера Мареотис.