Персиваль Элгуд - Египет под властью Птолемеев. Иноземцы, сменившие древних фараонов. 325–30 гг. до н.э.

План Пердикки удался – Клеопатра согласилась выйти за него замуж, а ее мать Олимпиада поддержала выбор дочери. В итоге потенциальные новобрачные встретились в Сардах. Этот брак был нужен всем троим. Олимпиада надеялась, что Пердикка поможет ей справиться с давним врагом Антипатром, сатрапом Македонии, регент хотел воспользоваться влиянием Клеопатры на армию, а сама она жаждала заполучить нового мужа и опять стать царицей. Однако брак не состоялся: Антипатр предугадал намерения Олимпиады и предложил Пердикке жениться на его дочери Никее. Регент оказался в замешательстве. Он понимал, что, женившись на Никее, лишит себя гарантированного права занять престол, но, выбрав Клеопатру, станет смертельным врагом Антипатра. На одной чаше весов лежал шкурный интерес, а на другой – благоразумие, и Пердикка стал тянуть время. Затем, наконец, он женился на Никее, но в то же время дал Клеопатре понять, что сразу после смерти Антипатра разведется с женой. Однако для надменной женщины этого оказалось недостаточно. Оскорбленная решением Пердикки, она заявила, что хочет вернуться домой. Но она слишком рано объявила о своих намерениях, из-за чего все дороги в Македонию и Эпир были спешно перекрыты, и сестра Александра из невесты превратилась в пленницу. Пердикка не страдал от избытка моральных принципов и решил, что раз сам не может жениться на Клеопатре, то ему следует сделать все возможное для того, чтобы этого не сделал ни один другой македонянин.

Брак с Никеей не облегчил положения Пердикки. Олимпиада стала считать его трусом, не способным помочь ей в достижении ее целей, а хитроумный Антипатр сомневался в его честности. Другие также не были уверены в Пердикке: все сатрапы и военачальники, жившие к востоку и западу от Евфрата, спрашивали себя о том, сохранил ли он верность наследникам Александра.

Первым голову поднял фригийский сатрап Антигон. Пердикка, все еще остававшийся регентом, приказал ему помочь наместнику Каппадокии Эвмену, но тот наотрез отказался. Получив вызов в Сарды, куда он должен был прибыть, чтобы ответить за свое неповиновение, сатрап Фригии пересек Геллеспонт и стал уговаривать Антипатра напасть на врага прежде, чем тот сам атакует их. Антигона поддержали и другие диадохи, в том числе Птолемей.

В это время Пердикка, жизнь которого висела на волоске, строил планы. В теории его рассуждения звучали довольно здраво: уничтожив одного из союзников, регент собирался таким образом устрашить всех остальных и заставить их отказаться от объединения. На роль жертвы он назначил Птолемея. Эвмен должен был перекрыть Геллеспонт, а флотоводец Клит – патрулировать прибрежные воды. Сам же Пердикка в это время собирался вторгнуться в Египет. Перед началом похода он втайне приказал командиру солдат, сопровождавших катафалк Александра, который вот-вот должен был покинуть Вавилон, направить его не в Египет, как решили диадохи во время военного совета, а в Македонию. Офицер не осмелился не повиноваться приказу, но придумал, как сообщить о плане Пердикки Птолемею, и тот встретил катафалк неподалеку от Дамаска. Вскоре конфликт удалось разрешить. Аргументы Птолемея оказались весьма убедительными – у Пердикки не было полномочий на изменение решения, принятого в Вавилоне, а значит, тело Александра должно было отправиться в Сиву.

В результате катафалк направился в Мемфис. Его прибытие в этот город произвело на местных жителей огромное впечатление. Ни один египтянин не мог поверить, что на свете живет человек, способный создать столь потрясающий катафалк. На огромной колеснице был установлен золотой саркофаг с чеканкой, едва заметный из-под скрывавшей его пурпурной ткани, а над ним возвышался прекрасный балдахин. Катафалк тянули четыре парных упряжки по 16 мулов в каждой, причем на шее каждого животного висели гирлянды из драгоценных камней. На ткани лежали меч и копье, принадлежавшие Александру при жизни, а с ее углов свисали многочисленные золотые колокольчики, мелодично звонившие во время движения катафалка. Для того чтобы усилить впечатление и напомнить всем окружающим о победах, одержанных покойным царем в битвах при Гранике, Иссе и Гавгамелах, сбоку к катафалку были прикреплены изображения сцен из этих сражений. За саркофагом стоял высокий золотой трон, и на ступеньках лесенки, которая вела к нему, были изображены другие достижения Александра.

Когда катафалк въехал в ворота Мемфиса, местные жители вспомнили о прекрасных манерах македонского царя и его гостеприимстве, о том, с каким уважением он отнесся к египетским богам и традициям. Слухи о перехвате каравана в районе Дамаска просочились в народ, и зрители аплодировали при виде катафалка. «Разве Египет не более подходящее, чем Македония, последнее пристанище для тела Александра? – спрашивали люди. – Разве сам покойный герой не хотел быть похороненным в святилище своего отца в Сиве?» Жители Египта прославляли преданного военачальника, исполнившего волю своего царя, и проклинали вероломного регента, пытавшегося помешать этому. Мемфисцы перешептывались и обсуждали, где лучше похоронить Александра – в Сиве или в их родном городе. Оазис находился далеко, и паломничество туда было долгим и трудным, а Птах, по мнению жителей Мемфиса, был божеством более могущественным, чем Амон, и они надеялись, что Птолемей навсегда оставит тело Александра в древней столице Египта. Сомневался только верховный жрец Птаха, беспокоившийся за сохранение верховенства этого бога. «Похороните Александра не здесь, – вскричал он, – а в городе, который он основал в Ракотисе. Там, где упокоится его тело, будут распри и разногласия». Птолемей готов был прислушаться к этому совету, соответствовавшему его собственным планам.