Персиваль Элгуд - Египет под властью Птолемеев. Иноземцы, сменившие древних фараонов. 325–30 гг. до н.э.

Но Эвергету не было дела до мелких грешков Зенона и ему подобных – он сосредоточил свое внимание на государственных чиновниках. Хорошей работы от ленивых и некомпетентных людей ожидать не приходилось. Наиболее высокое положение из них занимал эконом, бывший отчасти управленцем, а отчасти – инспектором. От него зависели благосостояние каждой деревни, счастье каждого крестьянина, и первым шагом Эвергета стало издание инструкции, которой эконом «должен был руководствоваться во всем». Это был кодекс поведения, а не перечисление обязанностей, в чем отразилась сама философия греческой бюрократии. «Во время обследовательского объезда, – говорилось в нем, – стремись обходить всех по отдельности, подбадривать их и поднимать их настроение. Если кто-нибудь из них жалуется на писца или начальника деревни относительно вопросов, связанных с земледелием, разбирай это и по мере возможности приостанови» [37]. Эконом всегда должен был помнить о той важной роли, которую земледелие играло для государства. В документе содержалось предписание тщательно «обследовать зерно», «когда посев закончен».

У эконома были и другие обязанности. В источнике содержалось указание на то, что ему не следует забывать о работе ткачей, необходимо всеми правдами и неправдами выяснять местонахождение незаконно созданных производств масла и проверять списки доходов одной деревни за другой. «В этом, – говорилось в источнике, – нет ничего невозможного для вас». В конце текста царь кратко излагал свое представление об обязанностях чиновника: «Я полагаю, что самое главное, чтобы ты поступал заботливо, честно и наилучшим образом… Вторым требованием считаю держать себя хорошо и прямодушно в своей области, держаться в стороне от дурного общества». Жители Египта, возможно, были бы гораздо счастливее, если бы чиновники прислушались к этому совету.

Эксперимент не особенно удался. Причиной провала отчасти стали личная заинтересованность и традиционная нелюбовь к переменам, а отчасти – то, что в последние годы своего правления Эвергет стал намного менее активным. Его умственные способности и характер ухудшились, и добродушный царевич превратился в мрачного и подозрительного правителя, думавшего больше о запретах, чем о преобразованиях. В те суровые времена жизнь и имущество любого жителя Египта постоянно находились под угрозой. Весьма разочаровывающее окончание столь многообещающего поначалу царствования…

Развеселить этого разочарованного человека могла только Береника. Когда однажды вечером они играли в кости, царю в руки вложили документ. Это был список несчастных, приговоренных к смерти из политических соображений. Выругавшись из-за того, что ему пришлось прерваться, Эвергет уже был готов поставить на свиток свою печать, даже не взглянув на написанный на нем текст, но Береника схватила список и, спрятав его у себя на груди, вскричала: «Царю следует думать о жизни больше, чем об игре в кости!» Эти прекрасные слова, возможно, стали последним предостережением, полученным Эвергетом. Изнуренный телом и разумом, он умер в 221 г. до н. э., процарствовав двадцать пять лет.

После смерти своего отца на трон взошел Филопатор, старший из четверых детей, младшим из которых был Маг, родившийся после двух сестер – Береники и Арсинои. Он получил неплохое наследство. Ситуация была весьма стабильной, а наиболее опасные соседи Египта – правитель Сирии Антиох, который позже получит прозвище Великий, и царь Македонии Филипп – играли в расстановке сил второстепенную роль. Мы не знаем, когда именно родился Филопатор, но при вступлении на престол ему, очевидно, было двадцать пять лет, то есть он был в таком возрасте, когда от правителя вполне можно ждать осмотрительности. Но, к несчастью, надежды на это не оправдались.

Молодой царь был жестоким и безнравственным юношей, неоднократно заставлявшим мать горевать, а своего терпеливого учителя Эратосфена – впадать в отчаяние. Филопатор не слушал ни упреков первой, ни советов второго, предпочитая слушать лесть из уст окружавших его приятелей, молодых, но уже успевших закоренеть в пороке. Они научили его восхищаться распущенностью и презирать добродетель. Ничто не должно было мешать Филопатору получать удовольствие. Посольства, прибывшие в Александрию, чтобы поздравить его с восшествием на престол, уезжали, так и не увидев царя, и пристыженные горожане уже сожалели о том, что некогда жестоко критиковали Эвергета. Угроза жизни людей и их имуществу ослабла. «Но надолго ли? – спрашивали себя александрийцы. – Если учесть, что нашей страной правит царь, который якшается с распутными мужчинами и падшими женщинами».