Персиваль Элгуд - Египет под властью Птолемеев. Иноземцы, сменившие древних фараонов. 325–30 гг. до н.э.

Время для этого новый правитель Египта выбрал крайне благоприятное. Афинская культура была в упадке – достойных последователей гениальных Платона и Аристотеля не нашлось, а драматургов больше не посещало вдохновение, столь же яркое, как снисходившее на Эсхила, Софокла и Еврипида. Больше не было ораторов, достойных славы Демосфена, и историков, подобных Фукидиду. К тому же Птолемей понял, что вполне может заинтересовать философов и ученых мужей и сделать так, чтобы они переехали в Александрию. Благодаря новому административному аппарату, ориентированному на честную работу, в Египте произошло настоящее чудо: доходы государства росли, и у Птолемея появилась возможность откладывать довольно крупные суммы. Он считал, что убедить ученых, пользовавшихся прочной репутацией в научном мире того времени, будет несложно, так как культура оказалась в весьма плачевном состоянии – учителя не могли найти учеников и наоборот.

От теории Птолемей быстро перешел к практике, и в Александрию хлынули целые толпы ученых мужей, специализировавшихся в той или иной области знаний, которые надеялись стать гостями этого щедрого и радушного хозяина. Одними из первых в Египет прибыли художники Апелл и Антифил, математик Евклид, врач Герофил, историк Гекатей, ритор Диодор, философы Стильпон и Феодор, поэт Фи-лет и филолог Зенодот. Большинство из этих людей с удовольствием оставалось в Александрии, радуясь комфорту, который им мог предложить царский двор. Другие, не желавшие жить за счет подачек Птолемея, выражали ему свое почтение и откланивались. К числу этих немногочисленных людей относился Стильпон из Мегары, человек весьма интересный, который вызывал у Птолемея здоровое любопытство и которого тот с радостью оставил бы в Египте. Люди, вступавшие в словесную перепалку с этим несдержанным философом, ядовитый язык и остроумие которого беспокоили даже его самых верных почитателей, обычно быстро начинали сожалеть о своей неосмотрительности. Одним из последних его жертв стал сын Антигона Деметрий. Во время разграбления Мегары его войском Деметрий пришел к Стильпону, чтобы спросить, не лишился ли тот чего-то из своего имущества. «С чего бы? – ехидно поинтересовался философ. – Я не видел никого, кто похищал бы знания».

Не все гости Птолемея были выше того, чтобы выяснять друг с другом отношения. Стильпон испытывал неприязнь к Диодору, Антифил завидовал Апеллу, а Птолемей со злорадством подпитывал эту зависть. Возможно, он заботился от Антифиле потому, что тоже недолюбливал Апелла. Но последний сумел очень изощренно отомстить. Обиженный художник уехал на Кос и изобразил Птолемея, радостно принимающего клевету, которой он придал облик Антифила, за которой следовали олицетворения зависти, хитрости и обмана. Эта история всплыла наружу, и некоторые ученые мужи отказались от посещения Александрии. Ехать туда, в частности, отказались ученик и преемник Аристотеля Теофраст и крупный мастер новоаттической комедии Менандр, о пьесах которого один критик смог сказать лишь одно: «О Менандр, где жизнь, а где вымысел?»

Однако гостеприимство Птолемея имело и обратную сторону. Современники негативно относились к свойственной ему любви к хвастовству и показушничеству. В частности, столовой посуды было так мало, что главный управляющий дворцовым хозяйством был вынужден брать тарелки и чаши на время у своих друзей. При дворе Птолемея не проходили такие обеды, как тот, что устраивал молодой македонянин Каран накануне своей свадьбы, во время которого гости на память получали прекрасные серебряные чаши и золотые венки и ели гусятину, крольчатину, куропаток и горлиц, а также целого жареного кабана и множество сладостей. Своим гостям царь предлагал миску чечевицы и блюдо с рубцом, «тушенным в уксусе». Запивать эти кушанья предполагалось местным вином, а приправой к ним служила душевная беседа. Евклид, приглашенный принять участие в одной из подобных трапез, на заданный ему вопрос о самом коротком пути к освоению математики ответил: «К геометрии нет царской дороги».

Из всех ученых, приезжавших в Александрию по приглашению Птолемея, нам больше всего известно именно о Евклиде. Этот поистине гениальный человек был уникальным. Возможно, его предшественники наметили ему путь, но их логика была не столь безупречной, а сделанные ими обобщения – менее точными. Следующими по заслугам можно считать двух лекарей – Герофила из Халкидона и Эразистрата с острова Кос. Доктринерству Герофил предпочитал наблюдения, а эмпирическому пути – опыт. Исследования этого первого врача, начавшего изучать анатомию, были посвящены мозгу, нервной системе, печени и легким. Эразистрат продолжил исследования Герофила, выяснив истинные функции мозга, подчеркнув важную роль нервной системы и подвергнув осмеянию принятую в то время практику кровопусканий.