Персиваль Элгуд - Египет под властью Птолемеев. Иноземцы, сменившие древних фараонов. 325–30 гг. до н.э.

Покинув Эфес, он остановился в Тарсе, месте последнего упокоения Сарданапала, на гробнице которого была вырезана хвастливая надпись: «Сарданапал построил Тарс за один день». Этот прекрасный город, стоявший на берегах реки Кидн, породил сразу нескольких стихотворцев и философов. Боэций [81], бывший одним из них, сочинил в честь гостя поэму, за что Антоний назначил его руководителем гимнасия. Успех вскружил Боэцию голову: уверенный в заступничестве своего покровителя, он стал воровать провизию, предназначавшуюся для учеников. Когда Антоний обвинил его в совершении этого преступления, поэт воскликнул: «Гомер восхвалял Ахилла и Агамемнона, а я – тебя, о Антоний!» Римлянин улыбнулся и ответил: «Да, но Гомер никогда не крал у несчастного Ахилла масло».

Египет против воли его правительницы также оказался вовлечен в борьбу, завершившуюся битвой при Филиппах. Уже в самом начале конфликта стало понятно, что соблюдать нейтралитет не удастся, и Клеопатре пришлось задуматься о выборе между Антонием, тогда оставшимся в Италии, и Кассием, находившимся в Сирии. Но за царицу его сделала сама судьба. В Александрию прибыл Аллиен, трибун, служивший Антонию. Он выступил со страстной речью перед легионерами, оставленными в Египте Цезарем, и убедил три легиона тотчас же отправиться на помощь Долабелле, назначенному по настоянию Антония наместником в Азии. Он также сумел убедить Клеопатру в необходимости предоставить эскадру кораблей, способных прикрыть Антония при пересечении Адриатического моря. Мешкать было нельзя, и, как только легионеры покинули Александрию, египетские суда двинулись в сторону Брундизия.

Однако оба этих начинания провалились. В Палестине легионеры угодили в ловушку, расставленную Кассием, и, проявив трусость, сдались, а египетские корабли попали у побережья Пелопоннеса в шторм, из-за чего вынуждены были вернуться в Александрию. Решив, что лучше всего в сложившейся ситуации сохранять тишину, Клеопатра не стала ничего объяснять Антонию и не поздравила его с победой в битве при Филиппах. По мнению переполненного гордостью римлянина, каждое умолчание было преступным, и он вызвал царицу в Тарс, где она должна была ответить за свое пренебрежительное отношение.

Клеопатра не торопилась отвечать на смутившее ее приглашение. Сначала обстоятельства вынудили ее выбирать между Антонием и Октавианом, с одной стороны, и Брутом и Кассием – с другой. Теперь же, судя по всему, царице предстояло сделать новый выбор, но уже между двумя римлянами – Антонием и Октавианом. Клеопатра понимала: с одной стороны, если она примет приглашение и отправится в Тарс, последний может неправильно истолковать этот ее поступок; с другой – не откликнувшись на призыв, она оскорбит Антония. Принять решение оказалось очень сложно. Антония царица едва знала, а Октавиана никогда не видела, тем не менее она слишком хорошо была знакома с обычаями римлян и понимала: два таких выдающихся человека, как Антоний и Октавиан, не сумеют мирно сосуществовать друг с другом на протяжении длительного времени. Однако Клеопатра никак не могла определить, на кого из них ей следует сделать ставку.

Царица все еще пребывала в раздумьях, когда из Тарса прибыл историк Деллий, который должен был напомнить ей о том, что терпение Антония не безгранично. Это был скорее намек, чем угроза, но Клеопатра прекрасно поняла подтекст, скрывавшийся за словами Деллия: если она не отправится в Тарс, чтобы принести Антонию свои извинения, тот запросто может свергнуть ее с египетского престола. Здравый смысл подсказывал царице, что у нее нет выбора. Она понимала, что Антоний сокрушит ее, как некогда Брута, она станет военным трофеем и отправится в Италию, где станет частью триумфального шествия. Эта мысль ее обеспокоила, и Деллий воспользовался этой своей маленькой победой.

Обходительный и благовоспитанный ученый дал Антонию блестящую характеристику. Он описал его как добродушного и чувствительного человека и предложил Клеопатре очаровать его. Он заявил, что она должна стать для этого римского Зевса Герой, и царица посчитала его предложение вполне приемлемым. Это было довольно рискованное предприятие, ибо, если царице не удалось бы завоевать расположение Антония, она потеряла бы все. Но в ее жилах текла македонская кровь, а ни одна македонянка еще не пасовала перед лицом опасности. Для того чтобы уменьшить риск, она попросила Деллия сообщить своему господину о том, что она принимает приглашение.