Вера Матузова - Крестоносцы и Русь. Конец XII в. — 1270 г.

Отличием крестового похода от священной войны было то, что возглавлял его не светский правитель (император или король), а папа Римский. Впрочем, верховное руководство в обоих случаях брал на себя папа, который нередко объявлял священную войну и назначал главнокомандующего — например, предводителем 7-го (1248 г.) и 8-го (1270 г.) крестовых походов был французский король Людовик IX Святой. Папа становился и сюзереном завоеванных земель. Неудивительно поэтому, что во многих исследованиях крестовые походы трактуются как «особая форма священной войны» [Beumann 1973: 121] или как «suigeneris синтез паломничества, обета, священной войны и праведной войны» [Russell 1975: 294].

Упомянутый перелом в сознании внес свои изменения и в христианскую миссию в языческих землях. Далеко не всегда цель (обращение язычников в христианство) бывала достигнута мирными методами (проповедь). Возникла и получила признание формула «compelle intrare», означавшая насаждение христианства любыми, даже насильственными методами. В сфере канонического права проблему насилия (и войну как один из видов его проявления) исследовал Грациан (ум. ок. 1140 г.). Используя понятие «меч» как метафору общего понятия «сила принуждения», он говорил о духовном мече (духовное принуждение— интердикт, отлучение и т.п.) и мече материальном (физическое принуждение, насилие) и оправдывал использование последнего Церковью [Brundage 1969: 106; Contamine 1980: 170–171].

Идея священной войны претворилась в практику в конце XI в. Рыцари и прочие воины христианского мира, поощряемые церковными властями, прекратили междоусобицы и двинулись на Восток, чтобы сражаться с неверными. В качестве вознаграждения их ожидали «отвоеванные» земли, а также церковные бенефиции.

Крестоносец являл собой своеобразное сочетание пилигрима и воина. Как пилигрим он должен был принести обет паломничества к святому месту; он пользовался личными привилегиями по церковному законодательству, а также гарантиями иммунитета. Как воин в священной войне он был обязан сражаться за провозглашенные цели похода, в котором участвовал, и ему было обещано духовное вознаграждение в форме отпущения совершенных им в прошлом грехов. В случае гибели он даже мог быть причислен к лику святых [Brundage 1969: 30].

Следует здесь же оговорить, что единого понятия «крестоносец» в средневековых хрониках крестовых походов не существовало. По мнению П. Руссе, это свидетельствовало «о затруднительном положении историков и о размытости этого понятия». Источники полнятся такими терминами: peregrini (паломники), peregrini Hierosolimitani (паломники в Иерусалим), milites Christi (рыцари Христа), athletae Christi (борцы Христа), gent nostre Seigneur (люди Господа нашего), crucesignati (крестоносцы). Последнее понятие изначально было не существительным, а прилагательным и относилось к человеку, который «брал крест» и давал обет участия в крестовом походе [Rousset 1983: 51].

Так идея крестового похода, вначале мыслившегося лишь как поход для борьбы с мусульманами в Святой земле, постепенно приобретала более широкое содержание. В призывах Бернара Клервоского и папы Евгения III к крестовому походу против вендов (1147 г.) заметно меняется направленность крестовых походов: если до сих пор речь шла об освобождении от неверных с оружием в руках некогда принадлежавших христианам земель, то теперь целью походов становится обращение язычников в христианство. В середине XIII в. мысль о мирной миссии неоднократно возникает в папских документах: «Обращение должно быть не принудительным, а добровольным; Господь не приемлет принудительного служения» [PUB 1882: № 329]. Таково же и звучание отдельных папских посланий, направленных к неофитам: «Там, где Дух Божий, там свобода; и потому было бы недостойно, если бы вы после обращения в веру оказались в худшем положении, чем в бытность язычниками» [PUB 1882: № 54]. (Но не будем забывать и о весьма откровенном лозунге: «Обращение или смерть».) Одновременно раздвигаются и временные рамки: прекращение крестовых походов в Иерусалим вовсе не означало конец истории крестовых походов вообще. Она продолжалась в новых формах в период позднего Средневековья.

В изучении крестовых походов не раз предпринимались попытки их дефиниций, от развернутых: «Крестовый поход был перманентно возможным выражением христианской веры и целостности, будучи провозглашенным папой и организованным его служителями. Он предлагал участникам духовные и светские привилегии и был направлен на ведение священной войны с врагами Церкви, преступление которых заключалось в том, что они представляли угрозу целостности христианского мира; символом этой целостности было материальное обладание Иерусалимом. Духовный характер намерений крестоносца выражался в принесении обета, а внешне — в виде нашитого на одежду креста» [Purcell 1972: 8; Purcell 1975: 11], до вполне лаконичных: «Крестовый поход в буквальном смысле — это священная война, наделенная церковными привилегиями и организованная ради отвоевания Святой земли; это институт и широко распространившееся движение, носитель определенной идеологии» [Rousset 1983: 61].