Роман Подольный - Пути народов

И вот по всем этим ступенькам приходилось карабкаться, а точнее, спускаться вглубь тем, кто хотел восстановить речь, последний раз звучавшую пять, а то и шесть или семь тысяч лет назад.

Мы восхищаемся великими археологами и филологами, заставляющими звучать для нас глиняные таблички, папирусы и камни с надписями на языках давно исчезнувших народов. Но тем большего восхищения заслуживают люди, восстанавливающие речь, которая никогда не была и не могла быть записана! Кстати, победа дешифровщиков крито-микенской письменности была победой и тех, кто восстановил «прадревнегреческий» язык. Посудите сами. Критские документы были написаны на много веков раньше, чем знакомые историкам древнегреческие. Критские письмена отделяло от «Илиады» не меньше столетий, чем лежит их между «Словом о полку Игореве» и «Войной и миром». Дешифровка была бы невозможна, если бы лингвисты не знали законов, по которым язык меняется, не умели по виду ребенка судить о внешности родителей.

По дубу лингвисты восстанавливают желудь. Однако это сравнение не совсем правильно. Тысячу, пять, десять или двадцать тысяч лет назад люди говорили все-таки не на зародыше какого-нибудь из нынешних языков, но просто на другом языке. Если в животном мире потомки, как правило, совершеннее предков, то в мире речи это правило действует далеко не всегда. О языках последних тысячелетий совсем не так просто сказать, улучшаются они или ухудшаются. Дело обстоит иначе: они всегда развиваются и меняются, если, конечно, это живые языки. Праславянский и древнерусский языки — это ведь не зерно и колос, хотя древнерусский развивался из славянского. То же надо сказать о древнерусском и русском языке, о французском и латинском, о всех нынешних индоевропейских языках — и об их общем предке. И все-таки мы можем по русскому, польскому и другим славянским языкам судить об их общем языке-предке. А французский, русский, армянский, литовский и все остальные праправнуки индоевропейского языка говорят о своем прапрадедушке.

Языки развиваются по определенным законам, и тут часто бывает, как в математике: есть сумма, есть одно слагаемое, значит, можно узнать второе. Как в математике? Боюсь, нередко гораздо сложнее. Правда, современная лингвистика часто прилагает к себе гордый эпитет «математическая», но математика здесь, как ясно видно, прилагательное, а существительным остается наука о языке, которая пока только стремится стать точной.

А между тем даже современные живые языки изучены далеко не так глубоко, как хотелось бы специалистам.

Вот что говорил один из известнейших лингвистов мира, французский ученый А. Мейе о том же французском языке:

«Воображают, что известно, что такое французский язык. На самом деле никто по-настоящему не знает, как говорят все жители того или иного французского селения или провинциального города, а тем более Парижа. Желающему определить дальнейшие пути развития французского языка следовало бы установить, в какой мере в деревнях и в городах употребляются местные говоры, какую особенную форму принимает французский язык в каждой провинции, в каждом городе, а в том или ином городе — у людей каждой социальной группы, каждой профессии, каждого сословия, французский язык известен по грамматикам и словарям, но это — лишь сводка предписаний, языковеду же важно знать, как люди, говорящие по-французски, используют правила. Однако об этом существуют лишь случайные представления… То, что справедливо в отношении французского языка, так же справедливо и в отношении всех крупных языков мира».

Правда, все это было сказано им еще лет сорок назад, но, как справедливо заметил автор предисловия к советскому изданию книги Мейе «Сравнительный метод в историческом языкознании», за тридцать лет она почти не устарела.

Тем поразительнее успехи ученых в изучении прошлого языков.

Сейчас лингвисты пытаются заглянуть уже и на многие тысячи лет назад. При этом получаются иногда прямо-таки парадоксальные выводы. Построили, например, модель развития древнего праиндоевропейского языка. Некоторые черты этого древнейшего языка как будто воскресили из небытия, проверили их уже известными общими законами развития языков, сделали выводы… И получилось, в частности, что примерно пять тысяч лет назад в этом языке был… всего один гласный звук. Ученые были чрезвычайно обескуражены. Результат выглядел не только парадоксально, но даже анекдотически. Конечно, известны языки «скромные», «экономные», использующие всего пять или даже три гласных. Но один гласный на всю «азбуку»? Это уже чересчур! Между тем исследование опиралось как будто на факты и вполне логичные рассуждения. Сторонники взглядов, взятых на вооружение авторами этой работы, буквально обшарили весь мировой фонд языков, пытаясь найти что-нибудь похожее на то, что в ней получилось. И один из них с торжеством «предъявил» обнаруженный им в Канаде индейский язык, который тоже обходится ровно одним гласным.