Вадим Каргалов - Куликовская битва

Не удалось ордынцам прорвать и строй полка правой руки. Левое крыло Мамая, противостоявшее этому полку, оказалось прочно связанным боем и не смогло принять участие в прорыве на другом фланге. Полк правой руки до конца выполнил свой долг.

Потерпев неудачу в центре и на одном из флангов, Мамай перенес главный удар на русский полк левой руки. Замысел ордынского полководца состоял в том, чтобы, сосредоточив против полка левой руки большие силы за счет общего резерва, обойти русский большой полк, прижать его к обрывистому берегу Непрядвы и уничтожить.

Местность перед полком левой руки была более удобной для действий конницы. Верховья речки Смолки пологие, отсюда легче было прорваться к устью Непрядвы, к переправам и бродам через Дон. Если бы замысел Мамая удался, главные силы русского войска попали бы в западню. Как опытный полководец, Мамай правильно наметил направление главного удара, сосредоточил на этом направлении превосходящие силы за счет общего резерва, проявил настойчивость и упорство в достижении цели. И кто знает, чем бы закончилась Куликовская битва, если бы великий князь Дмитрий Иванович не предусмотрел этого маневра противника и не поставил заранее в Зеленой дубраве сильный засадный полк…

Страшным был удар правого крыла ордынского войска, подкрепленного резервными тысячами. Массы ордынской конницы обрушились на полк левой руки, который под их натиском начал медленно отступать, обнажая фланг большого полка. Одновременно Мамай продолжал атаки и с фронта, чтобы не дать возможности воинам большого полка оказать помощь гибнувшему полку левой руки. «И уже восьмой лас прошел, и девятый настал, всюду татары одолевали», — печально замечал летописец.

Большой полк, неся значительные потери, отбивался теперь с фронта и с левого фланга. В сражение был введен частный резерв, стоявший ранее позади большого полка, во главе с князем Дмитрием Ольгердовичем. Он помешал ордынской коннице выйти в тыл большого полка. По положение оставалось крайне опасным. Часть ордынской конницы, преследуя уцелевших воинов полка левой руки, все дальше пробивалась к устью Непрядвы, другая часть продолжала атаки на фланг большого полка. Наступил критический момент — преимущество ордынцев становилось очевидным. «Татары отовсюду зашли, — писал летописец. — окружили христиан, потому что оскудели христиане, но везде татарские полки, уже мало христиан, а все татары…»

Мамай торжествовал, наблюдая с Красного холма, как массы ордынской конницы втягиваются в прорыв, обтекая основные силы русского войска. Казалось, победа ордынцев была уже совсем близкой, еще один удар — и смешаются русские полки, побегут к реке Непрядве, где их ждет гибель…

Однако, обходя большой полк и тесня его к Непрядве, ордынская конница одновременно подставляла спину для удара засадного полка, притаившегося до времени в Зеленой дубраве. Кажущийся успех мог обернуться для Мамая сокрушительным поражением. Но для этого воеводам засадного полка нужно было выбрать удачный момент для внезапного удара. Преждевременный удар засадного полка, до того как все ордынские резервы не окажутся втянутыми в битву и боевые порядки не повернутся в сторону большого полка, не смог бы переломить ход сражения. Мамай сумел бы в этом случае часть своих сил повернуть навстречу засадному полку и задержать его. С другой стороны, запоздалое вмешательство засадного полка обрекало на гибель главные силы, с трудом отбивавшие фронтальные и фланговые атаки ордынского войска. Мучительные раздумья воевод засадного полка, которые видели тяжелое положение большого полка и выбирали момент для удара, — один из самых драматических эпизодов Куликовской битвы. И летописи, и автор «Сказания о Мамаевом побоище» единодушно называют имя воеводы Дмитрия Боброка-Волынца, которому принадлежало последнее, решающее слово.

Большой полк с трудом отбивал яростные атаки ордынской конницы, и, «видя такой урон русских сынов, князь Владимир Андреевич не мог терпеть и сказал Дмитрию Волынцу: «Какая польза в стоянии нашем, какой будет упас успех, кому будем пособлять? Уже наши князья и бояре, все русские сыны жестоко погибают, как трава клонится!» И сказал Дмитрий Волынец: «Беда, князь, велика, по еще не пришел наш час». Сыны же русские в полку его горько плакали, видя своих друзей, побиваемых погаными, непрестанно стремились они в бой. Волынец же запрещал им, говоря: «Подождите немного, будет ваше время». Пришел девятый час, и внезапно ветер потянул сзади, понуждая выйти на татар. И закричал Волынец громким голосом: «Князь Владимир, время приспело!» Выехали из дубравы Зеленой, точно соколы приученные оторвались от золотых колодок, ударили на великие стада журавлиные, на великую силу татарскую, и начали татар немилостиво убивать. Татары же увидели свою погибель, закричали на своем языке, говоря: «Увы нам! Русь снова перехитрила: меньшие сражались с нами, а добрые воины все сохранились!» И обратились татары в бегство и побежали. Сыны же русские гнались и убивали их, точно лес рубили, точно трава под косою подстилается под конские копыта русских сынов. Многие раненые вставали и помогали русским удальцам, убивая татар без милости, но не могли уже хорошо сражаться, а сами изнемогали. Татарские полки опустошились от русских мечей. И побежал Мамай сам девятый, как серый волк. Многие же сыны русские гнались вслед Мамаю, но не догнали его: уже копи их утомились, а сами они сильно устали. Руки русских сынов уже устали, не могли убивать татар, а мечи их и сабли притупились о головы татарские…»