Денис Хрусталёв - Ледовое побоище в зеркале эпохи [Сборник научных работ, посвященный 770-летию битвы на Чудском озере]

Политические отношения северо-западной Руси с Западом завязались ближе к концу XII века. 25 сентября 1188 года папа Клемент III разрешил бременскому архиепископу Гартвигу II посвящение августинского каноника Мейнхарда из Бад-Зегеберга в епископы Юкскюля « in Ruthenia » [326]. Имелась в виду прибрежная зона балтийского региона, где наряду с русскими обитало множество финно-угорских и балтских народов, часть которых платила дань Полоцку и Пскову. Маленькая миссионерская область Юкскюль, располагавшаяся в среднем течении Даугавы, при преемниках Мейнхарда притягивала к себе духовных лиц, ленников, купцов, горожан и разного рода искателей приключений из Германии и в течение XIII века как посредством договоров с местным населением и русскими правителями из Полоцка, Пскова и Новгорода, так и путем военных захватов их владений превратилась во влиятельное государственное образование Балтийского региона, которое вплоть до своего распада в ходе затеянной Москвой Ливонской войны (1558–1583) соучаствовало в судьбах России [327]. В эпоху Средневековья Ливония — ее название восходит к финно-угорскому племени ливов, которых немцы первыми встретили в бассейне Даугавы, — наряду с Литвой, а позже с Польско-Литовским государством и Швецией, являлась для России самым значимым западным внешнеполитическим партнером, а для крупных боярских республик Новгорода и Пскова вплоть до конца XV века оставалась одним из важнейших, временами опаснейших факторов развития.

В новгородских и псковских летописях первые тридцать лет правления немцев на приграничных территориях вообще не оставили следа [328]. Полоцкие записи утрачены. Ливонские же источники, с другой стороны, рисуют нам чрезвычайно живую картину этих первых контактов, а также многое сообщают об отношении русских к немцам. Ливонский священник Генрих, являвшийся непосредственным свидетелем и добросовестным хронистом, помимо прочего наглядно отобразил перманентно развивавшиеся противоречия немцев с русскими вплоть до 1227 года. В его изображении деятельности «миссионеров» все еще присутствует атмосфера абсолютной «нормальности» общения с могущественными восточными соседями. «Язычники» и «русские» терминологически различаются. Приверженцев православной церкви не убивают, дабы не проливать «христианскую кровь». Не в людях из Полоцка и Пскова видит он очевидную опасность для существования молодой церкви на Даугаве, но в язычниках-литовцах. На сообщениях хроники Генриха базируется описание следующего важного эпизода из истории начального этапа Русско-ливонских отношений [329].

В начале 1212 года самый могущественный в Полоцком княжестве человек в сопровождении свиты вступил на борт корабля и поплыл по Даугаве. Целью князя Владимира являлась округа крепости Герцике, которая еще четыре года назад была одним из укрепленных центров его княжества, но вскоре вышла из-под русского контроля. Владимир желал встретиться с человеком, с которым прежде, вероятно, пренебрег бы общаться на равных. Разве личные переговоры с иноземцем, да к тому же иноверцем-священнослужителем, который десять лет назад владел всего лишь двумя маленькими крепостями и несколькими деревянными домами, не наносили тяжкого урона чести русского правителя знатного рода? Владимир как-никак мог сослаться на пращура, имевшего великокняжеское достоинство. Теперь же этот чужеземец, рижский епископ Альберт, за удивительно короткое время превратился из просителя в первого конкурента. Княжеская казна несла все возраставшие убытки, поскольку поступление даней с ливов все сокращалось — последствие усилий, проявленных этим самоуверенным церковником при осуществлении христианизации живших в низовье Даугавы ливов, которые больше не хотели понимать, почему они должны служить сразу двум господам — Полоцку, который получал выплаты как старинный защитник, и божьему служителю из Риги.

По пути в Герцике Владимир мог припомнить и то, как 32 года тому назад, когда католический священник по имени Мейнхард или кто-то из его представителей обратился с просьбой о разрешении обращать ливов в христианство, Полоцк принял решение, имевшее тяжкие последствия. Получив разрешение, Мейнхард вернулся на Даугаву еще и для того, чтобы построить там укрепление. Поскольку он представлял купцов с Готланда и из Любека, в чьей торговой активности Полоцк нуждался, князь благосклонно отнесся к поборнику веры. Со временем деревянный бург был заменен каменной крепостью. Купцы и ремесленники обеспечили рост основанной в 1201 году Риге. Ленников епископа, священников и монахов все прибывало; они вели упорное наступление на религию, нравы и обычаи местного населения. В ходе вспыхнувших из-за этого восстаний вновь прибывавшие, особенно рыцари Ордена меченосцев, который был создан в помощь епископу в 1202 году, продемонстрировали свою выдающуюся военную технику. Почти каждый год весной в Ливонию по Балтийскому морю прибывало несколько сот «паломников» в полном вооружении, которые сражались в защиту и ради распространения христианства против всякого, кто не хотел подчиняться, а незадолго до осенних штормов вновь отбывали на Запад. Князья Куккейноса и Герцике, вассалы Владимира, должны были склониться под этим бременем.