Артём Федорчук - Фальсификация исторических источников и конструирование этнократических мифов

Ганке повезло — при жизни он пользовался почётом. Так и не было окончательно доказано, что рукописи поддельны, и он умер вполне удовлетворённый своими достижениями. Тем более что перед самой смертью ему удалось выиграть судебное дело, затеянное им против одной из газет, в которой было опубликовано несколько статей, доказывающих подложность рукописи. Некоторые из русских исследователей даже обвиняли тех, кто сомневался в подлинности, в том, что они своими нападками приблизили смерть Ганки.

Существовали в Чехии очень серьёзные учёные, лингвисты — в частности, Мартин Гаттала, который доказывал правильность и подлинность рукописей, используя другой источник — латинский словарь Mater Verborum, в который Ганка внёс чешские глоссы. Ганка тоже был человек очень серьёзный, он, изготавливая рукописи, уже в другой источник внёс некоторые изменения, которые подтверждали подлинность этих рукописей лингвистически.

Тем не менее лингвистическая наука развивалась, и, надо сказать, главную роль в научном доказательстве поддельности этих рукописей сыграли лингвисты. Одним из основных, кто доказал их подложность, в Чехии был профессор Ян Гебауэр, а в России очень важную роль в доказательстве поддельности рукописей сыграли работы В. И. Ламанского.

В. И. Ламанский — фигура очень интересная и в советское время, скажем так, не очень популярная. Но до революции его считали отцом, патриархом русского славяноведения. Он в конце 1870-х гг. выпустил статью под характерным названием «Новейшие памятники древнечешского языка». Это был как бы отклик на название книги Ф. Палацкого и П. Шафарика «Древнейшие памятники чешского языка». В своей статье, которая осталась незаконченной, но тем не менее была опубликована, Ламанский обвинил уже покойного Ганку в фальсификации. Он доказал, что Ганка внёс глоссы в словарь Mater Verborum , и особо остановился на этической стороне. Он прямо обвинил Шафарика и Палацкого в том, что их поддержка фальсификата нанесла колоссальный вред науке о славянах. Он оценивал эти рукописи «как предметы веры и обожания нескольких поколений, как памятники учёной доверчивости и слабости критики, неизбежной в жизни каждой науки в период её развития». Он жестко писал, что «из патриотизма люди сознательно терпят ложь и попускают ей держаться и развиваться в науке. Самыми грозными и губительными врагами просвещения, а затем и политической свободы являются вот такие труды».

Перед ним стояла огромная проблема, потому что Палацкий и Шафарик были учёными, внёсшими очень большой вклад в дело национального возрождения в Чехии. В частной переписке он объяснял их действия необходимостью противостоять немцам, он и сам допускал достаточно резкую критику немецкого засилья в это время. А в своей статье он самым резким образом осуждал их не только за научную, но и за этическую сторону. Критиковал, предполагая, что, возможно, они знали о подделке, но из патриотических соображений старались поддержать этот миф, столь необходимый для развития национального движения.

Считается, что работа Ламанского положила конец преклонению перед авторитетом чешских учёных, которое было у нас в то время, и подорвала веру в фальсификаты. Эта работа вышла в 1879 г., и Ламанский интересовался, как она отозвалась в Чехии. В частности, его ученик К. Я. Грот в 1882 г. был в Чехии и писал ему, что «профессор Гаттала готовит большую, кажется, защиту Краледворской рукописи, где полемизирует и с вами, но особенно с Ягичем». Дело в том, что за рубежом, особенно в Австро-Венгрии, основным серьёзным критиком стал крупнейший филолог и лингвист с мировым именем Ватрослав Ягич.

Эпоха романтизма завершалась, наступала другая эпоха, и на политическую арену в Чехии выходили новые перспективные политики, в частности Томаш Гаррик Масарик, будущий президент республики, который организовал журнал «Атенеум» и был его редактором. Он в 1880-е гг. выступил в защиту профессора Я. Гебауэра, который подвергался травле в прессе как немецкий прихвостень. Масарик пригласил в свой журнал Гебауэра, крупных историков, Ярослава Голла, нескольких лингвистов и, хотя сам не занимался вопросом подлинности, выступил против этой политической травли. Масарик был тут же обвинён в том, что подвергает сомнению рукописи, что это непатриотично и т. д. Традиционные обвинения для такой ситуации. Но на позиции Масарика сказывались его научные убеждения. Это был период, когда наука становилась более склонной к позитивизму, методологии, более серьезной и менее идеологизированной. Масарик — по другому, правда, поводу — писал: «Просто старое правило «не лги» учит нас в тысячу раз больше, чем всякая громогласная говорильня о народе и отчизне». Исходя из этих принципов, он очень решительно выступил на стороне Гебауэра и целого ряда других учёных. И надо сказать, что в Чехии это подорвало в научной среде веру в подлинность этих рукописей, хотя и не до конца, потому что профессор Гаттала продолжал доказывать обратное. Уже 70 лет, как шла эта дискуссия. Но наука развивалась. Была попытка провести химический анализ. Но он ничего не дал, потому что в то время он ещё не мог дать каких-то определённых результатов.