Павел Уваров - Варфоломеевская ночь - событие и споры

Муниципалитет (Ратуша, "дом коммуны") претендовал на то, чтобы представлять парижскую общину в ее целостности. Парламент претендовал на то, чтобы представлять политическую персону короля. Идеология представительства, отраженная в четких церемониальных порядках королевских въездов и процессий-месс, не настаивала на том, что единству представляющей корпорации (Муниципалитета, Парламента и др.) должно соответствовать единство представляемой общины (города, королевства и др.).

В конце XV в. Парижский парламент издал ряд постановлений (впрочем, плохо соблюдаемых), призванных зафиксировать порядок, в котором конституированные корпорации должны были приветствовать короля в приорате Сен-Лазар, перед самым его въездом в город. Открывали шествие купеческий прево и эшевены и служащие Муниципалитета, затем следовали члены парижского суда Шатле, "люди счетов и финансов" и, наконец, сам Парламент [309]. В ту эпоху за понятием "суверенные курии" еще не обязательно стояло представление о корпорации. Группа "людей финансов", например, формировалась в единое целое еще не как единый корпус, а на основе своей функциональной роли в государстве. Потому и шествовали они пока все вместе — казначеи Франции, генералы финансов, магистраты счетов, Монетного двора, служащие элексьенов (ведомства прямых налогов), Казначейства. Парламент же являлся на церемонии в качестве единой корпорации, демонстрируя при этом свое социальное разнообразие: сперва шли магистраты, потом — судебные служащие (приставы, сержанты), затем — адвокаты и прокуроры.

Сценарий "торжественного въезда" предполагал слияние королевского кортежа с городским. Поэтому с течением времени регламентация порядка следования перешла от Парламента к главному королевскому церемониймейстеру, и вмешательство монарха становится в XVI в. все более привычным делом, что, впрочем, еще не лишило полностью Парламент его роли в этих делах.

Описание порядка "торжественного въезда" Генриха II в июне 1549 г. отражает некую двойственность, присущую самой церемонии. За нищенствующими орденами и Университетом "следует городская корпорация, а именно две-три тысячи пеших людей, избранных от 17 ремесел города, затем типографы, затем младшие чиновники города, затем "дети Парижа", Городское бюро (прево, эшевены, городские советники и квартальные) в сопровождении присяжных мэтров ремесел [т. е. стража из числа шести привилегированных корпораций, которые несли покров над эшевенами] и, наконец, Шатле. После городского вышеописанного корпуса шли люди юстиции: Монетная курия, Курия косвенных сборов, Палата счетов, Парламент" [310]. "Правосудие" призвано было осуществить церемониальную преемственность, поскольку за ним уже следовал королевский кортеж, включавший самого короля и его придворных. Но городские власти продолжали трактовать репрезентативное значение церемониала на свой лад, считая, что Муниципалитет представляет все корпорации, существующие внутри городских стен.

Притязания Муниципалитета на представительство формулировались не только на "генеральных ассамблеях", в которых заседали депутаты от кварталов и некоторые корпорации, чьи привилегии имели иной источник, нежели права буржуазии (церковные учреждения и суверенные курии), но и в церемониалах, игравших важную роль в политическом дискурсе города. В 1520 г. прокурор короля и города попросил разрешения носить черное платье в Ратуше в знак траура по умершей жене. Городское бюро отказало, поскольку "Ратуша не является частным домом, но представляет в целом все корпорации и общины города, каковые не умирают, и по этой причине траур был бы неуместен" [311]. В 1556 г. купеческий прево представлял генеральному наместнику "видных буржуа", избранных от парижских кварталов: "Месье, сей город Париж — столица королевства, самая знаменитая в Европе, и господа, собравшиеся здесь, представляют Штаты этого города" [312]. "Корпорация города состоит из королевских должностных лиц суверенных курий, корпораций, церковных общин и всех добрых буржуа и жителей", — заявлял Муниципалитет в 1578 г. [313], выражая тем самым сущность философии города [314].

Историки же чаще цитируют заявления, отражающие иные концепции, распространенные при дворе. С этой точки зрения и город и Парламент представляют собой лишь частный случай многих других парижских коллективов, единственным подлинным представителем которых является король. Поэтому споры о месте в процессии, подобно конфликтам между аристократами, в конечном счете, были выгодны абсолютной монархии, предоставляя ей инструмент контроля над различными группами и "партиями" [315].