Уильям Дюрант - Жизнь Греции. История цивилизации

Кем были троянцы? Среди хеттских союзников в битве при Кадеше (1287) египетский папирус упоминает неких «Дардану» ( Dardenui ); похоже, что они были предшественниками дарданцев ( Dardenoi ), которые по гомеровской терминологии составляли единое целое с троянцами [100] САН, II, 488; Schliemann, Ilios, 127. . Вероятно, эти дарданцы происходили с Балкан, вместе с родственными им фригийцами пересекли Геллеспонт в шестнадцатом веке и поселились в низовьях Скамандра [101] Вury, J. B., History of Greece, London, 1931, 46; САН, II, 487. . Геродот, однако, отождествлял троянцев с тевкрами, а тевкры были, по Страбону, критянами, поселившимися в Троаде [102] Название «Троя» греческая традиция возводила к герою-эпониму Тросу, отцу Ила, деду Лаомедонта, прадеду Приама («Илиада», XX, 230 сл.). Отсюда различные названия города — Troas, Ilios, Ilion, Ilium . Герой-эпоним — это, по всей видимости, легендарная личность, к которой некая социальная или политическая группа возводит свое происхождение и имя. Так, например, дарданцы верили, или делали вид, что верят, в свое происхождение от Дардана, сына Зевса; дорийцы возводили свою родословную к Дору, ионийцы к Иону и т. д. , возможно, после падения Кносса [103] Геродот, II, 118; Страбон, XIII, 1.48. . И на Крите, и в Троаде существовала священная гора Ида, «обильная источниками Ида» Гомера и Теннисона. Предположительно, этот район в различные эпохи был подвержен политическим и этническим влияниям со стороны хеттского хинтерланда. Как бы то ни было, раскопки свидетельствуют о цивилизации отчасти минойской, отчасти микенской, отчасти азиатской, отчасти дунайской. Гомер изображает троянцев говорящими на том же языке и почитающими тех же богов, что и греки; но впоследствии воображение эллинов предпочитало думать о Трое как об азиатском городе, а о знаменитой осаде как о первом известном эпизоде в бесконечной схватке между семитством и арийством, Востоком и Западом [104] Murray G., Rise of the Greek Epic, Oxford, 1924, 49. .

Более важным, чем расовая принадлежность населения Трои, было ее стратегическое расположение на входе в Геллеспонт и богатые земли Причерноморья. В течение всей истории этот узкий пролив служил полем сражений империй; осада Трои была Галлипольской авантюрой 1194 года до н. э. Равнина отличалась умеренной плодородностью, а на востоке в почве лежали драгоценные металлы; однако только это едва ли объясняет богатство Трои и упорные атаки греков. Город занимал превосходную позицию для взимания податей с кораблей, желающих пройти через Геллеспонт, и в то же время слишком глубоко вдавался в сушу, чтобы на него было удобно напасть с моря [105] Ramsay, Sir W., Asianic Elements in Greek Civilisation, Yale U. P., 1928, 109. 106 : возможно, именно это, а не лицо Елены, привело тысячи кораблей под стены Илиона. Согласно более правдоподобной теории, южное течение и ветры в проливе склоняли купцов к тому, чтобы сгружать свои товары у Трои и переправлять их по суше в глубь материка; возможно, плата, которую Троя взимала за эту услугу, и была источником ее богатства и могущества [106] Berard, M., in Semple, 699; Murray, Epic, 38. . В любом случае, торговля города росла стремительно, как можно судить по самому разнообразному происхождению артефактов. Из нижней Эгеиды поступали медь, оливковое масло, вино и керамика; с Дуная и из Фракии — керамика, янтарь, кони и мечи; из далекого Китая пришла такая диковинка, как нефрит [107] Schliemann, Ilios, 240, 253; Bury, 48; Glotz, 197, 217. . Взамен Троя покупала внутри страны и вывозила лес, серебро, золото и диких ослов. Гордо восседая за своими стенами, «укротители коней троянцы» господствовали в Троаде и облагали налогом ее морскую и сухопутную торговлю.

Картина из «Илиады», изображающая Приама и его семейство, исполнена библейского величия и патриархального благодушия. Царь полигамен, но не утехи ради, а ввиду царской ответственности за обильное продолжение своего высокого рода; его сыновья моногамны и ведут себя столь же хорошо, как и вымышленные викторианцы, — за исключением, разумеется^ беспутного Париса, который обременен нравственностью не больше, чем Алкивиад. Гектор, Гелен и Троил куда более привлекательны, чем нерешительный Агамемнон, коварный Одиссей и вздорный Ахилл; Андромаха и Поликсена столь же очаровательны, как Елена и Ифигения, а Гекуба чуть лучше Клитемнестры. В общем и целом троянцы, изображенные своими врагами, кажутся нам более честными, преданными, благородными, чем победившие их греки. Позднее это чувствовали сами завоеватели; Гомер нашел немало добрых слов для троянцев, а Сафо и Еврипид не оставили ни малейших сомнений в том, на чьей стороне их симпатии и восхищение. Как жаль, что эти доблестные дарданцы встали на пути растущей Греции, которая, несмотря на множество своих недостатков, в конце концов принесет этому и любому другому региону Средиземноморья более высокую цивилизацию, чем те когда-либо знали.