Н. Румянцев - Жила ли Дева Мария?

Они считали, что зачатие женщиной происходит от того, что в ее тело проникает в том или ином виде и тем или иным путем дух предка, при чем для его проникновения туда нужно лишь отверстие. Поэтому существовал обычай лишать девушку девственности искусственным путем, с помощью какого-либо предмета, чтобы она могла после того стать матерью без помощи мужчины и, все же, считаться девой, а дети ее непорочно зачатыми. К этому надо присоединить еще то обстоятельство, что ранее девой, девственницей считалась всякая незамужняя женщина, хотя бы и бывшая уже матерью; звания этого она лишалась лишь после того, как выходила замуж, юридически становилась чьей-либо женой.

Наконец, рано также сложился взгляд, что все, более или менее выдающиеся в каком-либо отношении, лица не могли произойти, родиться естественным путем: в них видели сыновей, зачатых девственными матерями от небесных отцов-богов, а не от смертных мужей. Так, например, про египетских царей-фараонов рассказывали, что матери рождали их «непорочно» — девами и от верховного божества Амона или Ра, который для схождения с ними принимал образ их земных мужей. Такое же происхождение приписывали себе древние ассиро- вавилонские цари. Масса подобных сказаний существовала также о различных отдельных героях древности, при чем не только на Востоке, но и на Западе, в частности — в Греции и Риме.

После всего этого становится понятным мифологический мотив, общий сказаниям о всех вышеназванных богинях, что они до и после непорочного рождения ими сыновей были и оставались девами, — девственными богоматерями: мотив этот, земной по происхождению, был перенесен на «небо», в мир богов, и занял соответствующее место в их мифах и культах. Этому способствовало то, что названных богинь в мифах рисовали обычно земными женщинами, девами, якобы, жившими некогда на земле и здесь проходившими свой жизненный путь.

Другим таким общим мотивом является кровосмешение. В разобранных нами мифах (и многих других) мы наблюдали, казалось бы, странное явление: богоматери-девы выводятся также в качестве возлюбленных или жен своих сыновей и братьев, причем некоторые из этих сыновей рисуются еще плодом кровосмесительной связи их матерей со своими отцами. Мотив этот сложился на почве и в условиях матриархата, — такого социального уклада, где главную роль играла мать, женщина, а не мужчина и где потому наследование тех или иных прав происходило по женской линии. Это вело к тому, что местами, например, сложился такой порядок: царская власть хранилась и передавалась по женской линии, и чтобы получить ее, мужчина должен был жениться на царственной женщине.

Если эта царственная жена умирала, муж, дабы удержать власть, должен был вторично жениться на ее и своей дочери; если умирал отец, сын, дабы вступить во власть на его место, должен был жениться на своей матери; брат женился на сестре, примеры чего мы видим в истории Египта даже около начала христианской эры, когда на его престоле там сидели одновременно сестра и брат, вступившие в брак друг с другом. Система этих, связанных с матриархатом, брачных норм мало помалу отмирала и дольше всего удерживалась в царственных родах из стремления удержать царскую власть внутри определенной родственной группы Все это нашло свое отражение в соответствующем мифологическом мотиве сказаний о знакомых нам богинях, не раз выводимых там также лицами царского происхождения.

Итак, все эти Изиды, Иштары, Астарты, Кибелы считались одновременно девственными матерями и возлюбленными соответствующих «спасителей» древневосточных религий и их мифологий. Однако, это еще не все: помимо этого, все они были еще также «матерями скорбящими». Эту сторону их мы видим в мифологическом мотиве сетований и скорби богинь по случаю трагической смерти, гибели своих сыновей и возлюбленных. Она выступала перед нами в разыгрываемых жрецами или поклонницами-женщинами обрядовых, сценических изображениях скорби этих богинь, а также в «плачах» женщин в праздничные дни смерти, погребения и воскресения «спасителей», что мы встречали в описании различных «пасх».

Изида и Нефтис оплакивают умершего Озириса.

Здесь, в этих плачах женщин, кроется подкладка, основа данного скорбного мотива. Последний сложился на почве тех обрядовых плачей, сетований, скорби, воплей, которыми сопровождалось некогда праздничное умерщвление тотемного божества, тотема, священного животного для предстоящего поедания его «плоти и крови», — первоосновы позднейшего таинства причащения. Мы не можем здесь останавливаться дольше на этом культовом моменте, скажем только, что в эпоху разложения тотемизма и дальше — произошло многократное замещение: умерщвление тотемного животного было заменено умерщвлением магически замещавшего божество человека, каковым был вначале царь, потом его сын, затем кто-либо из знатных и простого народа, наконец, преступник, раб или пленный. Замещение пошло еще дальше: вместо человеческой жертвы стали умерщвлять какое-либо животное или же производить символическое умерщвление и погребение статуи — изображения божества.