Илья Сидорчук - Пагубные страсти населения Петрограда–Ленинграда в 1920-е годы. Обаяние порока

Петербург как место процветания всевозможных человеческих пороков — распространенный в литературе и публицистике периода заката империи образ. Он присутствует как в консервативной, так и в либеральной прессе. Вековые нормы морали и нравственности, традиции и стандарты в предреволюционный период все чаще подвергались критике и переоценке, а политическая нестабильность, расшатывавшая монархию, лишь способствовала этому. Творческая элита «серебряного века» не боялась шокировать публику новыми идеями как технического, так и морального характера:

Своеобразным утешением могло служить только то, что Петербургу все еще далеко было до таких мировых центров безнравственности, как Париж или Гамбург. Он моложе, поэтому многие девиантные субкультуры в нем еще только начинали складываться, а быстрый рост населения обеспечивал постоянный прилив носителей других ценностей, которым нужно было время на адаптацию к жизни в столице.

Те пороки, о которых речь пойдет в основной части книги, посвященной 1920-м гг., корнями восходят к предреволюционному периоду. Пьянство, хулиганство, проституция, наркомания и азартные игры — все это являлось частью досугового ландшафта Петербурга задолго до переломного 1917 г.

С конца XIX в. в столице, как и во всей стране, резко обострились классовые противоречия. Крайне болезненным стал так называемый «рабочий вопрос», связанный с неконтролируемым ростом пролетарского населения, не обеспеченным соответствующей жилищной и социальной инфраструктурой. Американский социолог Р. Мертон рассматривал социальные условия как главную причину девиантного поведения [7] Мертон Р. Социальная структура и аномия // Социология преступности (Современные буржуазные теории). М., 1966. С. 299–313. . По его мнению, напряжение, вызванное жесткостью классовой структуры, ситуацией неравных возможностей и несправедливости, закономерно приводит к девиантному поведению представителей ущемленных слоев. С этим утверждением явно коррелирует распространенная в западной историографии мысль о том, что девиантное поведение часто является протестом против жестких политических или социальных рамок. В частности, хулиганство, неповиновение рабочих, нарушение ими правил внутреннего распорядка на фабрике или в казарме (то, что немецкий историк А. Людтке назвал «своеволием») помогали им порвать узлы покорности и почтительности, навязываемые традиционными социальными институтами. Имущественное неравенство, низкий социальный статус также порождали протест, зачастую выражавшийся в девиантных практиках [8] Rojek C. Decentring leisure. Rethinking leisure theory. London: SAGE Publication, 1995. P. 100. .

К девиантному поведению подталкивал и социокультурный раскол, характерный для имперской России. Как показал американский криминолог Т. Селлин, ситуация, когда представители разных культур попадают в одну среду, часто приводит к столкновениям [9] Vito G.F., Maahs J.R, Holmes M.R. Criminology: Theory, Research, and Policy. Jones & Bartlett Learning, 2006. P. 217–218. . В частности, нормы крестьян, недавно переехавших в город, были иными, чем у коренных горожан. Именно это стало основной причиной распространения городского хулиганства в дореволюционной и постреволюционной России [10] Weissman N.B. Rural Crime in Tsarist Russia: The Question of Hooliganism, 1905–1914 // Slavic Review. Vol. 37, No. 2 (Jun., 1978). P. 228240. С. 232; Hatch J. Hangouts and Hangovers: State, Class and Culture in Moscow’s Workers’ Club Movement, 1925–1928 // The Russian Review. Vol. 53, No. 1 (Jan., 1994). P 114. .

До революции определенные формы девиантного досуга были свойственны всем слоям городского населения, но их распространение сдерживалось властью, администрацией предприятий и учреждений, профессиональными корпорациями. В то же время неумеренное потребление алкоголя в определенные дни, драки «стенка на стенку», обращение к услугам проституток или сексуальные домогательства к фабричным работницам считались простительными, особенно для молодых несемейных мужчин. Преследовались властью только те формы девиантного досуга, которые были связаны с политической активностью (маевки, демонстрации и т. п.) или угрожали общественному порядку.

Те или иные виды девиантного досуга сохранялись в городском сообществе в силу традиционности. Прежде всего речь идет о пьянстве. Как писал современник, «в Петербурге есть такие закоулки, где в иной, особенно радостный праздник трудно встретить трезвого человека. Все пьяно, и главное, без стеснения и церемоний лезет на глаза, галдит, шумит и дебоширствует, дико бравируя своей хмельной срамотой, от степени искусного сокрытия которой зависит в сущности разница репутации в данном случае высших и низших классов» [11] Михневич В. Исторические этюды русской жизни. Т. 2. СПб., 1882. С. 450. .