Борис Поршнев - Тридцатилетняя война и вступление в нее Швеции и Московского государства

В то время, когда в окружении Валленштейна уже открыто говорили, что бедствия Германии не прекратятся, пока хоть одному из курфюрстов не будет отрублена голова, что Валленштейн научит курфюрстов почтению и вежливости, Фердинанд II торжественно гарантировал мюльхаузенскому съезду курфюрстов осенью 1627 г., что он не имел и не имеет никаких намерений, направленных против князей и политического строя Германии, а ограничится исключительно борьбой за католицизм. Со своей стороны масса немецких дворян и отчасти мелких князей, шарахнувшихся было в сторону Валленштейна в тот момент, когда император увяз в затруднениях, а поведение народных масс в Германии стало угрожающим, теперь, с забрезжившей победой, стала понемногу снова отходить от него, — ибо именно дальнейшее «вознесение» императорской власти, тем более в случае расширения пределов Империи, сулило им увеличение их собственной реальной власти над своими «подданными». Князья с осени 1627 г. подают императору жалобы на страшные грабежи и притеснения, чинимые в разных частях Германии войсками Валленштейна, которые росли как снежный ком, превысив к 1628 г. 100 тыс. человек, причем многие из них, уже пролив немало крови мирного населения в Германии, еще ни разу не участвовали в войне. Курфюрсты настойчиво просили о роспуске армии Валленштейна.

Если Фердинанд II не дал им тогда же этого последнего доказательства своей лояльности, затянув это до 1630 г., то не потому, что он колебался, и не потому, что армия Валленштейна была нужна, по его мнению, для Германии, а потому, что она нужна была для Испании, точнее — для всеевропейской контр-реформации. Ведь он обещал Филиппу IV способствовать осуществлению проекта Оливареса, дабы общими силами задушить Голландию, оплот кальвинистской ереси. Если Христиан IV Датский все еще не просил мира, то исключительно потому, что он еще держался за продолжавшую бороться Голландию. Осуществление проекта Оливареса покончило бы сразу и с Голландией, и с Данией. Попытки чисто политического давления на ганзейские города не дали результатов. Правда, сначала Шварценберг, посланный императором в Любек уговорить ганзейцев открыть свои порты (будто бы в целях возрождения величия Ганзы) имперско-испанскому флоту и закрыть их для всех врагов Габсбургов, посылал очень оптимистические донесения. Однако понемногу выяснилось, что ганзейские города, оттягивая ответ под предлогом созыва ганзетага, уже втайне решились ни в коем случае не подчиняться императору и ориентировались на помощь Голландии, Дании, Швеции и Англии в случае нарушения их нейтралитета. Значит, требовалось сломить их силой, тем более что возникло опасение, как бы они не оказались «новой Голландией». Эта миссия и возлагалась на армию Валленштейна. Сам же Валленштейн опять-таки вложил в эту миссию совсем иное содержание, чем император.

Ссылаясь на то, что требование допустить испанский флот в немецкие воды было бы очень непопулярно и затруднило бы задачу, Валленштейн добился у императора хитроумного постановления: в Балтийском море будет построен новый флот, формально находящийся исключительно под командованием императора и Валленштейна, как его адмирала; Испания приглашается дать деньги и инструкторов для строительства этого флота и в силу этого будет чувствовать себя в дальнейшем в известной мере его хозяином. Испанское правительство принуждено было принять этот проект. Оно согласилось ежегодно доставлять императору значительную сумму на постройку флота и другие военные расходы при условии, что голландцы будут преданы императорской опале, окончательный мир будет заключен только со включением в него Испании, после войны императорский и испанский флоты в Балтийском море будут разделены. Валленштейн, мало помышляя об этом будущем, с огромной энергией принялся за строительство и собирание кораблей, укрепляя гавани, проектировал прорытие Кильского канала, намечал уничтожение ганзейского и всякого иного флота, который мог претендовать на балтийскую торговлю, в том числе и шведского. Перед «генералом Океанического (т. е. Северного) и Балтийского морей», как титуловали Валленштейна с апреля 1628 г., рисовалась захватывающая перспектива: вскоре имперский флот станет единственным хозяином «матери всех коммерций», и гигантская сумма «зундской пошлины», а также вся торговая прибыль, извлекаемая из балтийской торговли голландцами, шведами и ганзейцами, плюс та надбавка к ней, которую можно будет взять благодаря полной монополии с испанских и других европейских потребителей, — все это несметное богатство потечет в германскую казну и превратится в военно-политическое могущество.