И Распутин мог предсказать царице (всегда жаждавшей его предсказаний) скорую гибель ненавидимого ею премьера. Как Божью кару…
Гибель Столыпина — водораздел в биографии Распутина. До нее он был тайной, предметом неясных слухов и выдумок, темой для туманных газетных статей. «Серьезные люди» попросту не верили в громадное влияние во дворце какого-то мужика…
Не верил и Московский губернатор Владимир Джунковский. Его родная сестра Евдокия была фрейлиной, подругой Тютчевой и ненавистницей Распутина. Естественно, она рассказывала брату о ситуации во дворце, но… он не поверил. Сам Джунковский, имея придворный чин флигель-адъютанта, приезжал в столицу на дежурство во дворце, приглашался на чаепития с Государем, встречался с придворными, однако, как он писал в воспоминаниях, «считал все слухи выдумкой газет, не придавал им никакого значения… и возмущался, когда его (Распутина. — Э. Р. ) имя связывали с именами Государя и Государыни».
Но после убийства премьера Джунковский начинает весьма интересоваться деятельностью Распутина. Так что гибель Столыпина, побежденного безвестным мужиком, заставила «серьезных людей» присмотреться к «победителю»…
Новым премьером был назначен сенатор Владимир Николаевич Коковцов, выходец из старого дворянского рода, человек не блестящий, но исполнительный и честный («всего лишь», как написал о нем Джунковский).
«Столыпин умер, чтобы уступить место вам», — сказала ему Аликс. Она имела в виду — тому, кто будет слушать «Божьего человека», а не преследовать его…
Казалось, со смертью Столыпина миновала самая серьезная угроза Распутину. Но скоро Аликс поймет: произошел парадокс.
Гибель могущественного премьера не только не принесла избавления, напротив, после нее случилось непоправимое: из автократической системы ушел страх, без которого она работать не может!
Нет, не зря умиравший Столыпин перекрестил царскую ложу.
Теперь слабый Ники и его жалкие министры остались один на один с Думой. И мужик, которого уже стало модно ненавидеть, оказался беззащитен в отсутствие страха… Убиенный премьер отомстил всем после смерти!
Первыми в отсутствие Столыпина осмелели церковные иерархи.
Феофан был далек от мира. Он умел лишь писать тщетные обращения к царю и просить своих друзей обличить Распутина.
А Гермоген умел действовать. Приехав в Петроград на сессию Синода, он понял — пришло время покончить с Распутиным. Нового премьера он не боялся, и обер-прокурора Саблера, скомпрометированного слухами о связях с Распутиным, — тоже.
Хорошо понимая, кто правит в Царской Семье, Гермоген знал, что обращаться к царю бессмысленно. И он решил сломать самого Распутина: обличить его и заставить добровольно уйти из дворца. На тот случай, если тот не согласится, Илиодор приготовил памфлет «Гришка» — где полностью приводил украденное у Распутина письмо царицы, доказывавшее, как считали монах и епископ, ее прелюбодеяние с мужиком. Так что Илиодор и Гермоген были уверены: со вчерашним другом будет покончено.
И наступило 16 декабря — день обличения.
Участники собрались в Ярославском подворье, где жил Гермоген. Пришел Митя Козельский, которому до Распутина так верила царица, — длинный, худющий, с высохшей рукой, в убогой, но чистой мужицкой одежде. Пришел Иван Родионов — публицист, близкий к «Союзу русского народа», почитатель Илиодора, помогавший ему писать памфлет «Гришка». Сам Илиодор, которого Распутин продолжал считать своим другом, должен был к 11 утра привезти Григория.
«Распутин встретил меня очень ласково. Я его пригласил поехать к Гермогену: „Ждет тебя. Так и сказал мне: поезжай и привези… да скорее, хочу с ним повидаться“», — вспоминал Илиодор. Сели на извозчика, поехали. Удивительно, но у Распутина, этого интуитивного человека, не было никаких дурных предчувствий (как впоследствии их не будет, когда повезут его убивать). Видимо, он бесконечно доверял Илиодору, и это доверие усыпило его звериную чуткость… По дороге Григорий с наивным изумлением рассказывал о роскоши нового царского дворца в Ливадии, «как „папа“ сам меня водил по дворцу… потом вышли мы с ним на крыльцо, и долго на небо смотрели…»
Наконец приехали. Участники действа ждали их с нетерпением… Когда Распутин раздевался в передней, Илиодор саркастически сказал Родионову: «Посмотрите, Иван Александрович, на старческое рубище!» «Ого! Шапка стоит по меньшей мере 300 рублей, а за шубу здесь надо отдать тысячи две. Вполне подвижническая одежда!» — ответил Родионов. И только тут Распутин заподозрил неладное. Но было поздно…
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу