Эдвард Радзинский - Тираны России и СССР [Распутин. Жизнь и смерть + Сталин. Жизнь и смерть]

Бухарина он не тронул. Бухарин должен был еще поработать на Хозяйство. Но материал копился…

После чего Сталин расправился с рютинцами. 11 октября коллегия ГПУ приговорила всех к разным срокам тюрьмы. Десять лет получил сам Рютин. Его отправили отбывать срок в Верхне-Уральский политический изолятор. В бывшей царской тюрьме бывший народный учитель и бывший партийный функционер Рютин встретил праздник Октябрьской революции в 1932 году.

Все это время он писал письма жене: «Вот уж сутки, как я доехал… Нервы успокоились более-менее… Я живу теперь одной надеждой: партия и ЦК простят в конце концов своего блудного сына».

Таков этот единственный партийный борец — сразу заговорил о прощении. Очередной волк не может выйти за флажки, ибо все они панически боятся оказаться вне священной партии. И Рютин, так смело обличавший ужасы диктатуры Сталина, уже называет себя «блудным сыном» и жаждет пощады.

«Обращение, — пишет Рютин, — предупредительное, тактичное, вежливое»… Еще действует ленинское табу о неприкосновенности членов партии. Расстрелы — это удел беспартийных.

Голод, аварии на производстве, восстания крестьян — все это оживило оппозицию. Все сильнее ненависть. Но зорко следит Ягода — партия опутана стукачами, и мятеж пресекается на корню.

Донесли Сталину и о преступных разговорах, которые велись в праздничную ночь 7 ноября на квартире видного партийного функционера и старого большевика А. Эйсмонта: «Если говорить в отдельности с членами ЦК, то большинство против Сталина, но когда голосуют, то голосуют единогласно „за“. Вот мы завтра поедем к Александру Петровичу Смирнову (тоже старому большевику. — Э. Р. ), и я знаю — первая фраза будет: „Как во всей стране не найдется человек, который мог бы его убрать?“» — рассуждал Эйсмонт.

Эйсмонта и Смирнова потом арестуют, но Сталину будет уже не до них. В следующую ночь — с 8 на 9 ноября, — когда Рютин писал письмо жене из тюрьмы, а доверчивый Эйсмонт продолжал веселиться и болтать с провокатором, в сталинском доме произошла катастрофа.

Праздничные дни принесли Сталину обычные хлопоты. 7 ноября вместе с соратниками он принимал военный парад на Красной площади. 8 ноября тоже был праздничный день. Все партийцы веселились. Праздновал и Хозяин. Вместе с женой он пришел в гости к Ворошилову. В ту ночь в Кремле на его квартире собралось высшее общество.

Сталин много пил, старался расслабиться — он очень устал. Страшный год. Он понимал: еще один год голода — и народ не выдержит, голодное брюхо победит страх. И покорные соратники начнут бунт. Эйсмонт, Рютин — это сигналы… Но виду он не показывал — праздновал. Веселился грубо, много матерился. Образ грубого солдата партии уже стал его существом.

Утром после этой веселой ночи его жену нашли с пулей в сердце. Рядом валялся пистолет — маленький «вальтер», столь удобный для дамской сумочки. Этот пистолет подарил ей родной брат, Павлуша Аллилуев.

Через шестьдесят с лишком лет после этого события я беседую с Аллилуевой-Политковской, дочерью того самого Павлуши.

Кира Павловна Аллилуева-Политковская закончила театральное училище. Она собиралась поступить в Малый театр, готовилась сниматься в фильме, но арест ее матери в декабре 1948 года (мы еще к нему вернемся), а затем и уже ее собственный арест навсегда прервали многообещающую карьеру.

После освобождения она играла в провинциальных театрах, потом работала на телевидении… Я встретился с нею в 1992 году в ее маленькой квартирке — в одном из типовых московских домов, затерянных в районе Речного вокзала. Несмотря на бесконечные удары судьбы, она добра и разговаривать с нею было радостно и легко…

Она начала свой рассказ с истории семьи: «Прабабушка у Аллилуевых была цыганка — и мы все черные и порой бешеные, вспыльчивые… Говорят, Надя была очень веселая девушка, хохотушка… Но я этого уже не застала. Когда все поняли, что он за ней ухаживает, ей стали говорить, что у него очень тяжелый характер. Но она была в него влюблена, считала, что он романтик. Какой-то у него был мефистофелевский вид, шевелюра такая черная, глаза огненные… В Петербурге она не была еще его женой, ждали, когда ей исполнится шестнадцать. После переезда правительства в Москву Надя поехала с ним в Царицын — секретаршей, потом стала его женой»…

Потом она работала в секретариате у Ленина (так что, полагаю, Кобе было нетрудно многое узнавать через наивную маленькую Надю). Однако вскоре ей пришлось уйти — она была «в положении». Но постеснялась сказать, что беременна, объяснила уход желанием мужа. Ленин пожал плечами и сказал: «Азиат», впрочем, наверняка с нежностью — он тогда любил Кобу.