По сути, это было первое улавливаемое переселение из зоны сложения древнейших цивилизаций на южную окраину Восточной Европы, имевшее место задолго до греческой колонизации Северного Причерноморья в VII–V вв. до н. э. По предположению Р. М. Мунчаева, переселенцев мо-гли привлекать местные месторождения металлов: меди и особенно золота (Мунчаев 1975: 76; Мунчаев 1994: 224–225; см. также: Пиотровский 1996). Чем было вызвано и в каких формах протекало это переселение — пока неясно.
3. Трубки с бычками и без них были частями одного предмета, символа высокосакрализованной власти царя, который носили, вероятно, перед или за ним и ставили рядом с местом его восседания. Быки помещались в нижней части этого священного предмета и отмечали собой четыре главные стороны света, стоя по углам «земного квадрата» или по противоположным краям «земного круга». Проходившие через их тела трубки с устремленными вверх навершиями и наконечниками выражали ориентированность всей изображаемой области (или ойкумены?) на связь по вертикали с высшим божественным миром, осуществлявшуюся по всем сторонам света, а возможно, и в центре этой сакрализованной территории. Гипотеза М. П. Чернопицкого о «небесных быках», пронзаемых стрелами героя-первопредка, не вытекает из анализа материала и представляется маловероятной.
Шаровидный сосуд с горным ландшафтом был высокосакрализованной регалией (возможно, предшественником «державы»), изготовленной для владыки изображенной на ней территории, объединенной политически и одновременно мыслившейся как сакрализованное пространство. Оценить все совершенство, точность и символический смысл изображений на сосуде можно, лишь медленно поворачивая его в руках и рассматривая вблизи. Царь мог употреблять этот предмет в торжественных случаях, держать его в руке и пить из него; в других случаях сосуд мог подвешиваться. В той же группе вещей, что и этот сосуд, найдена другая регалия — отделанная золотом булава. Неясно, чем объяснить наличие в могиле второго серебряного сосуда, сходного размера, также с изображениями и, видимо, со сходной функцией. К слову, если бы эти сосуды не были найдены в одном погребении, то специалисты, исходя из очевидной разностильности изображений на них, наверное, разнесли бы их во времени, объявив первый «продуктом непосредственного переднеазиатского влияния», а второй — «местным поздним его дериватом».
Обратим внимание на некоторую повторяющуюся двоичность в материалах погребения при несомненной сориентированности их всех на одну доминирующую личность — царя-жреца. Два сопровождающих царя погребения (женские?) на первый взгляд размещены равноправно по отношению к нему. Однако погребение № 2 размещено в несколько большем помещении, расположенном в «престижной» восточной половине погребальной ямы (туда повернуты лицом погребенные, там положены самые ценные предметы), инвентарь его богаче (пять сосудов из мышьяковистой бронзы, появление которых связано с переднеазиатским влиянием), тогда как во втором (№ 3) — только глиняный сосуд; правда, этот сосуд также переднеазиатской традиции, однако такие сосуды употребляло и автохтонное население Кавказа, входившее в состав майкопской общности. В юго-восточном углу погребальной камеры, неподалеку от головы царя, лежал «серповидный» (Пиотровский 1998: 242, № 290) или, скорее, фаллосообразный предмет, имеющий углубленные канавки, разделяющие на две части его округлые концы, что позволяет трактовать его как ритуальный предмет, изображающий «двусторонний фаллос». Рядом с царем находится «штандарт» из золота и серебра, выполненный мастером, знакомым с переднеазиатской традицией обработки благородных материалов, и тут же, чуть ниже — кремневые стрелы и сегменты, имеющие аналогию в Мешоко, поселении автохтонного населения. В этот ряд входят и два серебряных сосуда, из коих один явно первичен и более совершенен, а изображения на нем частично связаны с переднеазиатской традицией, тогда как изображения на другом сосуде представляют местную трансформацию этой традиции.
Не связана ли эта двоичность с двоичностью самой майкопской общности к моменту создания Большого майкопского кургана, с двоичностью политического организма, который возглавлял царь? Не являются ли сопровождающее беднейшее погребение (второй жены?) кремневые стрелы и микролиты, второй серебряный сосуд с морем-розеткой «представителями» субстратного населения, правда уже знакомого с элементами переднеазиатской культуры? В таком случае два сходных сосуда могли употребляться при разных мероприятиях, связанных преимущественно с одним из двух этнокомпонентов царства, или были поднесены царю от двух разных «национальных общин», а «двойной фаллос» демонстрировал два направления доминирования погребенного царя. Вспомним, как владыки расположенного неподалеку Боспора Кимерийского в IV–III вв. до н. э. именовали себя «архонтами» для эллинов и «басилевсами» для варваров-меотов.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу