Международные факторы, казалось, говорили в пользу националистической позиции на грядущих переговорах. США продолжали оказывать давление на Японию, требуя вывода войск с Северного Сахалина. Несмотря на признание Эстонии, Латвии и Литвы в июле 1922 года, США выступали против отчуждения каких-либо российских территорий. Более того, 30 июня 1922 года Бахметева перестали признавать российским послом: теперь большевики фактически стали основными представителями Российского государства [961]. Дальбюро поддержало националистический подход, приняв 15 августа 1922 года резолюцию о запрете операций корейских партизан на российской территории [962].
В отношении Японии Иоффе занял позицию великодержавного «националиста»: он утверждал, что никаких компромиссных договоров не нужно, Япония все равно выведет войска. Его позиции в отношении Китая и Монголии можно интерпретировать как «транснационалистские»: подобно Шумяцкому в вопросе о Танну-Туве в 1921 году, Иоффе был сторонником выборочной поддержки национализма. Когда летом 1922 года обсуждались отношения с Китаем, Иоффе был среди тех, кто выступал за широкую национальную коалицию и совместные действия У Пэйфу и Сунь Ятсена, а не за поддержку одного Сунь Ятсена, как предлагал Владимир Дмитриевич Виленский, в тот момент находившийся в Китае. 19 августа 1922 года в рамках укрепления союза большевиков с китайскими националистами Иоффе сообщил У Пэйфу, что Советская Россия держит войска в Монголии для обороны ДВР от Чжан Цзолиня, и предложил решить монгольский вопрос путем двусторонних переговоров. Затем Иоффе объяснил Карахану, что нет необходимости включать в переговоры монгольское правительство. Таким образом, независимость Монголии оказалась принесена в жертву улучшению отношений с китайцами. Но 31 августа 1922 года Политбюро отвергло предложение Иоффе, подчеркнув, что единственный способ разрешить этот вопрос – провести трехсторонние переговоры России, Китая и Монголии [963].
Опираясь на националистические аргументы, большевики добились равного представительства ДВР и РСФСР на Чанчуньской конференции, начавшейся в сентябре 1922 года. Газета «Крисчен сайенс монитор» считала допущение на конференцию РСФСР важной российской победой. Хотя подобное двойное представительство было по сравнению с Генуэзской конференцией шагом назад в вопросе интеграции, Иоффе воспринимался как глава делегации, определяющий повестку дня, в то время как Янсон просто сообщил, что ДВР стремится к «полной гармонии» с Москвой. В Чанчуне Янсон озвучил дальневосточную версию оборонческого российского национализма, заявив, что Чита слишком слаба, чтобы заключать соглашения без поддержки Москвы. На этом этапе не кто иной, как Мацудаира (глава японской делегации), попытался доказать, что ДВР и Советская Россия – два отдельных государства, и, как бы защищая «независимость» ДВР, предостерегал от попыток РСФСР поглотить республику [964].
В то время как РСФСР и ДВР вели переговоры с Японией на Чанчуньской конференции, Приамурский земский край попытался перехватить инициативу, начав 1 сентября 1922 года новую военную кампанию [965]. 15 сентября 1922 года Дитерихс собрал Съезд Дальневосточных национальных организаций в Никольске-Уссурийском. По словам П. П. Петрова, Дитерихс обвинил интеллигенцию в том, что она потащила народ «в пропасть» в 1917 году, и призвал присутствующих вывести народ из этой пропасти. В отличие от предыдущих несоциалистических съездов, Никольск-Уссурийский съезд, не проводя фактически никаких дискуссий, просто выразил поддержку Дитерихсу. Затем Дитерихс издал ряд указов о всеобщей мобилизации, церковных молебнах за победу над большевиками и крупных денежных пожертвованиях, ожидаемых от Владивостока и Никольск-Уссурийского. Но большинство потенциальных солдат не присоединились к Земской рати; многие бежали в Харбин, в деревню, в Корею и даже на Камчатку. Некоторые купили румынское или польское гражданство. Торгово-промышленная палата и представители частных компаний отказались предоставить Дитерихсу дополнительное финансирование. Дитерихс утверждал, что не считает себя судьей, и призвал к самопожертвованию, противопоставляя собственную власть советскому режиму, опирающемуся на насилие. Он приказал не проводить никаких репрессий против тех, кто отказывается вступить в армию. Но подавление оппозиции продолжалось: партии «коммунистов и социалистов-интернационалистов» и все их члены вместе с семьями были высланы в Советскую Россию и ДВР (что, с точки зрения активистов-социалистов, на практике часто было эвфемизмом внесудебной расправы). Японские дипломатические представители тоже отказались предоставить Дитерихсу боеприпасы, и порядка 360 добровольцев (по подсчетам П. П. Петрова) остались вообще без оружия. Миссия Ангодского в Токио провалилась. Приамурский земский край оказался в полной изоляции [966].
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу