Кэтрин Мерридейл - Ленин в поезде. Путешествие, которое изменило мир

Левое крыло партии негодовало. Шляпников вспоминал:

День выхода первого номера преобразованной “Правды” – 15 марта – был днем оборонческого ликования. Весь Таврический дворец <���…> был преисполнен одной новостью: победой умеренных, благоразумных большевиков над крайними. В самом Исполнительном комитете нас встретили ядовитыми улыбками.

В редакции на набережной Мойки (сотрудники “Сельского вестника” теперь ютились на кухне) произошло бурное заседание. Каменева осудили, и Сталин его не поддержал. Несмотря на это, позиция газеты сдвинулась вправо 54. В течение следующей недели в “Правде” был опубликован ряд противоречивых статей, обнажавших неясность общего курса газеты. Измотанные трудными, ожесточенными дебатами, такие партийцы, как Шляпников, ожидали прибытия “тяжелой артиллерии” – возвращения Ленина 55.

Именно в этот момент, словно по заказу, в Петроград прибыл поезд со знаменитостью из Швейцарии. Это случилось 31 марта / 13 апреля, в православную Страстную пятницу. Толпа встречавших была еще более многочисленной, чем обычно, алых знамен вокруг Финляндского вокзала тоже было больше, чем когда-либо. По установившемуся обычаю, играл военный оркестр, а когда стрелки вокзальных часов указали время прибытия поезда, появился и комитет встречающих, в котором на этот раз были и иностранцы. Огни паровоза приблизились, вечерний воздух заволокли клубы пара, и почетный гость наконец ступил из вагона на перрон.

Это был высокий, но сильно сутулившийся и весьма пожилой господин в шубе и черных сапогах. Он был рад приему, но выглядел изможденным – в конце концов, долгая дорога из Женевы была весьма утомительной. Пассажир поспешил в зал ожидания первого класса, откуда (после обмена приветственными речами) вместе со спутниками и встречавшими направился в город.

Пассажира звали Георгий Плеханов. С благословения и с помощью Британии патриарх социалистов смог вернуться из Женевы в Россию. С точки зрения англичан, Плеханов, хоть и был марксистом, придерживался разумного взгляда на войну, а будучи патриотом, мог бы разъяснить другим социалистам, в чем состоит их долг. В надежде на это Плеханова морем доставили в Берген, избавив, таким образом, от мук путешествия в пломбированном вагоне. С ним отправились в Россию еще шестеро социалистов. Все они были иностранцами, но отбирали их в надежде на то, что они смогут найти общий язык с простыми русскими рабочими. Однако это была лишь теории. Морис Палеолог записал в своем дневнике:

Мутэ – адвокат, Кашен и Лафон – профессора философии; О’Грэди – краснодеревщик, Торн – слесарь. Итак, французский социализм представлен работниками умственного труда на ниве классического образования, английский социализм – ремесленниками 56.

Ради вящего эффекта французский посланник несколько преувеличил. Уилл Торн был не слесарь, а бывший каменщик и член социалистического кружка; его в свое время научила читать младшая дочь Маркса Элеонора. В 1917 году Торн был профсоюзным руководителем и депутатом парламента от южного Уэст-Хэма. Вместе с Джеймсом О’Грэди, депутатом от Лидса (в отношении его профессиональных занятий Палеолог не ошибся), и Уильямом Сандерсом, секретарем Фабианского общества, он собирался наставить Петросовет на путь истинный. Идея послать их всех в Петроград родилась в Париже, но Уайтхолл ее мгновенно принял 57. Все трое были опытными ораторами и – каждый в своей сфере – выдающимися руководителями, тем не менее эти (по определению Бьюкенена) “блестящие типажи” были совершенно не подготовлены к приему, который им оказали в Петрограде.

Речи на вокзале оказались крайне утомительны, особенно после поездки, которая походила скорее на тюремное заключение. Но на этом дело не кончилось. По некоторым замечаниям гости поняли, что как раз в это время в городе происходит какое-то очень многолюдное важное собрание и они непременно должны там присутствовать. Имелось в виду Первое всероссийское совещание Советов: социалистическая элита Петрограда заседала в гигантском зале вместе с рабочими, солдатами и крестьянами со всех концов империи. Плеханова вытащили на сцену, словно растерянного породистого быка. По словам Суханова, именитый гость “неподвижно стоял в шубе в глубине сцены и не сказал ни слова” 58. Его иностранным спутникам, мечтавшим только о том, чтобы побыстрее добраться до постели, оставалось лишь молча наблюдать за происходящим.