Эти “красные флаги” – обычно просто лоскуты ткани или обрывки ленточек – вскоре красовались на всех шапках и штыках. “Если ленточки у вас не было, – вспоминал Стинтон Джонс, – сразу раздавалось: «Городовой, шпион, бей его!»” 38Страх толпы перед полицией был оправдан, потому что и в этот, и в следующий день от ее пуль погибали демонстранты. “Когда улицы пустели, – пишет Джонс, – на мостовой оставалась добыча пулеметов – человеческие тела; некоторые были неподвижны, а иные корчились в агонии” 39.
Тем временем на рабочей Выборгской стороне местные большевики начали составлять планы вооруженного захвата власти и передачи государственного управления в руки переходного органа, который они предполагали назвать Временным революционным правительством 40. Их вожди хотели устроить штаб в здании Финляндского вокзала, очевидного стратегического ядра района. Но пока крайне левые радикалы оставались на Выборгской стороне, большинство участников восстания потянулись к Таврическому дворцу, резиденции Думы. Не вполне понятно, чего конкретно они хотели здесь добиться, однако Таврический дворец, без сомнения, был был важнейшим центром политической власти и в этом качестве стал естественной целью революционных устремлений.
Царь, находившийся в своей фронтовой Ставке, был настолько обеспокоен известиями из Петрограда, что ранним утром того дня издал указ о роспуске Думы. И к тому моменту, когда масса солдат, студентов и рабочих собралась перед зданием дворца (многие приехали в битком набитых автомобилях, “реквизированных” у законных хозяев), в стране уже не было ни одной легальной институции, которая могла бы отражать волю народа. Единственным символом народной власти остался сам Таврический дворец, помнивший эпоху Екатерины Великой и князя Потемкина.
Быстро справившись с чугунными воротами, восставшие ворвались во дворец, который показался им совершенно пустынным. Впечатление это, однако, было ложным – просто никому из этих людей прежде не доводилось бывать в залах такого размера. Гигантский экстравагантный дворец, возведенный богатейшим человеком XVIII столетия, было нелегко заполнить людьми. Бальный Белоколонный зал, скажем, был рассчитан на пять тысяч гостей – и все они могли танцевать, не тесня друг друга. Другие залы, хотя и меньшего размера, были достаточно велики, чтобы в любом из них можно было устроить цирковое представление с дрессированными слонами. Суханов прибыл во дворец к вечеру и сразу обратил внимание, как обслуживающий персонал дворца с его “белыми манишками, мрачными рясами и степенными армяками” сторонится пришельцев в “шубах, рабочих картузах и военных шинелях” 41.
Обширное здание дворца состояло из центрального корпуса и двух мощных флигелей, соединенных с ним длинными галереями. В центральном корпусе за вестибюлем-ротондой, увенчанным невысоким куполом, располагался Белоколонный бальный зал, а за ним – бывший зимний сад екатерининских времен, теперь приспособленный в качестве зала заседаний Думы. Большинство депутатов использовали для работы также кабинеты в правом крыле дворцового комплекса. В одном из этих кабинетов и собрались для совещания ведущие члены только что распущенной Думы, в то время как толпы народа заполняли Белоколонный зал.
Господа депутаты были в затруднении: продолжать заседания вопреки указу государя было явной изменой, однако зрелище толпы в бальном зале Потемкина позволяло с легкостью забыть о повиновении. Шли часы, а думцы продолжали спорить, но так и не могли прийти к согласию даже о том, имеют ли они право призвать к порядку население города, в котором уже началась революция. После полудня 27 февраля группа депутатов после некоторых колебаний объявила себя Временным комитетом Думы “для восстановления порядка и для сношений с лицами и учреждениями” 42. Выбор, как его сформулировал правый депутат Василий Витальевич Шульгин, был следующим:
Может быть два выхода: все обойдется – государь назначит новое правительство, мы ему и сдадим власть… А не обойдется, так если мы не подберем власть, то подберут другие, те, которые выбрали уже каких-то мерзавцев на заводах 43.
Временный комитет не имел никакого легального статуса, что сильно беспокоило юристов, входивших в его состав; важно было, однако, что членами комитета стали известные общественные фигуры, среди них Михаил Владимирович Родзянко (председатель Думы), Шульгин, Павел Милюков, а также председатель левой думской фракции “трудовиков” по имени Александр Федорович Керенский.
Читать дальше