Николай Карабчевский - Дело о гибели Российской империи [litres]

Я охотно дал согласие.

Это не состоялось, потому что вскоре Корнилов был сменен.

Когда его место занял генерал Половцев, нужны были уже не слова, а действия. На него возлагались большие надежды, и в нескольких пробных случаях генерал доказал полную свою пригодность. Но как раньше генералу Корнилову, так вскоре и генералу Половцеву стали совать все палки в колеса. Ни «дворца» Кшесинской, ни «дачи» Дурново, главных гнезд все нараставшего большевизма, ему не дали возможности своевременно ликвидировать, а именно отсюда-то, до перенесения ленинской штаб-квартиры в Смольный, и шли все директивы по части углубления революции, маскируемые опасением контрреволюции, о которой тогда никто и не мечтал…

Когда в должность министра юстиции, после того как Керенский преобразился в верховного главнокомандующего, вступил П. Н. Переверзев, он в первый же день побывал у меня, как раз в то время, когда заседала наша адвокатская комиссия. Я пригласил его повидать товарищей и воспользовался случаем, чтобы приветствовать его напутственным словом.

Я напомнил ему, что, провожая его на фронт в качестве заведующего адвокатским санитарным отрядом, я назвал его «сердцем нашего сословия».

Теперь я хотел в нем приветствовать волю его, твердую волю утвердить право на смену гибельного произвола, уже всюду безнаказанно царящего. В этом долг министра юстиции. Кто не проникся сознанием этого, тот не вправе руководить судьбами страны.

Ответное слово Переверзева было туманно и расплывчато. Никакой руководящей идеи относительно своей будущей деятельности он не обнаружил. Общие фразы осуждения павшего режима и провидение лучшего будущего как-то вяло, без малейшего отношения к текущей тревожной и ответственной минуте, были единственным содержанием его ответной речи.

Когда он оставил нас, мы все глубоко задумались.

Вероятно, мы думали одно и то же: «И кого только угораздило в такую ответственную минуту сделать его министром юстиции?»

Нерешительные, робкие шаги Переверзева, его беспрерывные мирные негоции то с «дворцом Кшесинской», то с «дачей Дурново» не только бесповоротно подорвали престиж всякой власти, но стерли и самую разграничительную черту между правом и произволом.

Не более на месте оказался на должности министра юстиции С. А. Зарудный. Основным грехом первого были его природная мягкость и прекраснодушие. У второго же наряду с крепостью задним умом было немало и бестолковой самоуверенности.

Последним на пост министра юстиции был выдвинут Малянтович, с которого можно было бы начать. Но он пришел слишком поздно, когда все устои закона и морали были уже расшатаны.

Директивы Смольного диктовались уже властно. Не было уже угла в столице, куда бы эти директивы не проникали.

Затеянный поверенным балерины Кшесинской, присяжным поверенным В. С. Хесиным гражданский процесс о восстановлении нарушенного владения ее особняком дал довод к публичной пропаганде в самом зале мирового судьи идей беззакония и правовой анархии.

Со стороны захватчиков выступило двое: присяжный поверенный М. Ю. Козловский и помощник присяжного поверенного Богатьев. Их речи были явным вызовом самой идее правосудия.

Первый, ловкий и талантливый эрудит, софистическим туманом окутал свою, явно большевистскую пропаганду; второй более робко и осторожно подпевал ему.

По заявлению Хесина, Совет присяжных поверенных возбудил о них дисциплинарное производство. Они оба аккуратно являлись в заседания Совета, и Козловский ловко изворачивался во время допроса свидетелей и в своих личных объяснениях. Дело не получило, до моего отъезда в Норвегию и Данию, своего окончательного разрешения, так как предстояло еще, по ссылке сторон, допросить свидетелей, в том числе мирового судью.

Несколько ранее этого процесса, в одном из сословных общих собраний, мне в качестве председателя Совета пришлось высказаться по поводу большевистской пропаганды, силившейся овладеть все еще неспокойным, революционным настроением адвокатской молодежи.

Момент был характерен: только что принятый в сословие стажер решил низвергнуть присяжную адвокатуру в пучину небытия.

Общее собрание, о котором идет речь, было созвано для разрешения вопроса «о совместительстве». Многие адвокаты устремились на различные государственные должности, считая такое их «сотрудничество» Временному правительству временным, и желали сохранить свое адвокатское звание. Другие заявляли против этого энергичный протест, и я, чтобы положить конец бессистемному произволу, внес вопрос о пределах совместительства на разрешение общего собрания присяжных поверенных. В это собрание, без права решающего голоса, были допущены и помощники присяжных поверенных.