Артём Драбкин: Снайперы [litres]

Еще был случай, когда мы освобождали Дойч-Кроны, есть город такой. Этот город находился в лесу. Мы его, вроде, освободили. Взяли много пленных. Идем дальше. Вдруг нас догоняют и говорят: «Город опять занят немцами». Мы их разогнали, а они из леса опять вошли в этот город. Пришлось второй раз его брать. Но мы тут уже никого не щадили – до того разозлились. Мы тут много поубивали, очень. Война есть война. Было такое дело.

Окончили мы на Эльбе. Расположились в немецких домах. В 3 часа подняли по тревоге. Стреляют, а мы не поймем – думаем, неужели фрицы? Объявили конец войны. Мы побежали в подвал, там какую-то заразу нашли и пили, закусывая вареньем. Между прочими, когда мы были в наступлении, наш хозвзвод все время отставал. Освободим поселок, вот, входишь в дом, а там на плите еда еще горячая. Девчата: «Тонь, давай попробуй». Вот Тоня-дура начинает пробовать. Если я сразу не умерла, значит, мы все это едим. А то, что вот убьют меня, я даже не думала. У меня даже в голове этого не было!

Потери были в вашем отделении?

Нет. Представьте, мы все живы. Но у двоих были тяжелые ранения. Мединская Лена и Нина Мазярова были ранены при артобстреле. Но они потом опять вернулись в нашу часть и мы до конца были все вместе.

Какое было к вам отношение солдат?

Хорошее! Солдаты к нам хорошо относились. Бережно, не обижали. Нам то шоколадку подбросят, то еще чего-нибудь.

Какие были отношения с населением освобожденных стран – Германии, Польши?

Я особенно с людьми и не встречалась. Из-за угла в нас не стреляли.

А посылки посылали?

Нет. Какие посылки? Трофеи? Мы же солдаты. Нет.

Позже, в Германии зайдешь в дом – надо белье поменять, открываешь шкаф, берешь там комбинацию, брюки-то это наше, а нижнее белье меняешь. Портянки мы уже не носили, а надевали по 5–6 чулок шелковых, фильдеперсовых, – и в сапоги. Идешь дальше. И на этом я погорела. Под конец войны. Поменяла… У нас же вещмешков не было, мы их давно бросили в хозвзводе.

Противогазы тоже бросили. У нас только патроны, гранаты, винтовка. И вот уже перед концом войны зашла я в дом, там в шкафу чистое, перевязанное ленточками белье, я же не буду проверять, какое оно?! Поменяла все белье, а оказалось, оно штопаное! Так и приехала в штопаной комбинации в Москву.

Вообще, как мылись-стирались на фронте?

Сложно. Как-то в одно селенье зашли, там парная баня была. Мы туда зашли, а оттуда ели вышли – угорели, не знали, как ею пользоваться. В общем, сложно.

А вши были?

Нет. У меня не было. У солдат были. Стригли коротко. А в школе нас постригли всех как мальчишек. Я помню, мы один раз шли из столовой, а Маруся шла последней. Она болела, и у нее длинные волосы. А девочка стоит и говорит: «Мама, мама, вот смотри, дяденьки идут, одна тетенька только!» А мы в брюках и все подстриженные…

Как вы к немцам относились?

Ой, ненавидели!

Интервью:Артем Драбкин

Лит. обработка:Артем Драбкин

Я родилась 14 октября 1923 года в деревне Николаевской Моршанского района Тамбовской области. Но я там очень мало прожила, папа был в то время строителем, строил университеты, и когда мне было три года, мы с мамой уехали в Ташкент, к папе.

Помню, однажды, мама принесла обед папе, а я села в ковш бетонной машины, мама хватилась, меня нет, спрашивает: «А где же Маруська?!» Нет нигде. Строители смотрят, я уже на пятом этаже.

В 1932–1933 годах папа с бригадой работали в Нальчике, и всю мамину родню он вызвал туда. Приехали мы в Нальчик, но пока собирались, все документы сгорели. Начали восстанавливать, и мне вместо 1923 года указали 1924 год.

Училась в школе, активно занималась общественной деятельностью. Еще в старших классах я окончила курсы медсестер. Помню, у частей, которые стояли в Нальчике, были тактические занятия, и вот из одной части пришел к нам в школу военный. Говорит: «У вас среди старшеклассников медики есть?» Все на меня показывают, говорят: она у нас одна умеет раны перевязывать, раненых таскать. А я была маленькая, щупленькая. «Она?!» «Хочешь, я тебя сейчас отсюда унесу на плече?»

Потом вышел указ об оплате за учебу в школе, а моя старшая сестра и ее подружки после 7 класса поступили в финансово-экономический техникум в Орджоникидзе. Когда она приехала получать паспорт, я ей говорю: узнай, если меня примут на второй курс, тогда я не пойду в 10 класс. Она уехала, а потом прислала телеграмму: «выезжай, прием в ФЭТ есть». Мама говорит: «Это какой еще ФЭТ?» – «Финансово-экономический техникум». – «Слава богу, а я думала, что ты артисткой пойдешь»; – у нас хороший Дворец пионеров был и мы там ставили очень много пьес по Пушкину, Тургеневу, а я всегда играла заглавные роли, соседи все время говорили: «Вон наша артистка пошла».