После того, как закончился митинг, я бок о бок столкнулся с нашим почтальоном. О, как мы ждали писем от родных людей! Находясь на фронте, я постоянно вел переписку со своими родными (они приходили таким треугольничком; правда, ни одно из своих писем я, к сожалению, так и не сохранил). Ведь письма от любимых и родных являлись для нас высшей наградой. Мы больше желали их, а не каких-то медалей. Из объемистой сумки с почтой и отобрал несколько писем. Трое из них предназначались мне: от дедушки, который меня в письме спрашивал о том, как мои дела, и от сестры, которая писала, что дедушка умер. Также я не удержался и вскрыл два чужих письма. Первое было адресовано Миколе Галанжи. Этот Микола прибыл к нам с пополнением под Варшаву из Западной Украины, когда эти районы только что были освобождены от немцев. Запомнился же мне этот Микола следующим. Мы совершали изнурительные марши по 80 километров в сутки, с полным боевым обмундированием. Вечером мы валились на снег как убитые. Самым тяжелым для нас было подняться утром. Но когда добряк Микола Галанджи брал губную гармошку и начинал на ней играть, то своей игрой поднимал нас лучше всякого приказала. Мы вставали и шагали опять, до следующего привала. Когда же мы оказались на берегу Балтийского моря, мы должны были выйти и занять какой-то участочек. Рядом было слышно, как приземляются морские самолеты на немецкие корабли. И вот на этот участочек, который мы заняли, в окоп, в котором находился Микола, случилось прямое попадание мины. Мы его даже не стали оттуда доставать. Присыпали землей из бруствера и все. Светлая ему память. А письмо к нему было такое: «Микола, пишет тебе твоя жинка, пишут тебе твои дитки. Микола, чего ты молчишь?» А Микола к тому времени лежал в земле на побережье Балтики.
(Николай Ануфриевич Галанжи родился в 1902 году в селе Слободка Струсовского райвоенкомата Тернопольской области. В армию был призван 3 мая 1944 года. Убит 14 марта 1945 года. Похоронен в городе Гросманкель (Померания, Германия), могила № 663, 2 ряд, 4. По данным «ОБД Мемориал». – Примечание И.В.)
Второе прочитанное мной письмо предназначалось для Федора Сабурова. Он был старше меня всего лишь на год (родился в 1925-м году). К нам он прибыл под конец войны с пополнением. Кстати говоря, вместе с ним прибыли к нам молодые младшие лейтенанты. Это было уже в 1945-м году. Мне тогда, помню, поручили сформировать стрелковую роту с его участием. Я его расспросил про его военную специальность. Из разговора с ним я узнал, что он, оказывается, освобождал мою родину от немецко-фашистской оккупации. В боях на Орловско-Курской дуге попал в плен. Тогда на Орловщине проходили действительно очень серьезные бои. Положение у нас складывалось такое, что мы знали о том, что немцы пойдут в наступление. Было принято решение о том, что мы должны защищать Орел и уничтожить как можно больше немцев, а потом перейти в наступление. В этих боях он и получил ранение, а после угодил в плен. В итоге его загнали в Германию. Невольно я сравнивал свою судьбу с его судьбой. Ведь если я два года находился в немецкой оккупации, то он два года пребывал во вражеском плену. Его, кстати, в последнее время где-то даже держали в подвале. Сам он оказался родом из Удмуртии. Мать его жила где-то далеко, в восточных районах. Брат служил в армии. Во время того самого разговора я его спросил: «Матери письмо писал?» Он ответил: «Нет». – «А почему же, – говорил я ему, – ты маме не сообщил, что освобожден из плена?» – «А все равно бесполезно, – сказал он мне. – Она мне написать не может. Моего адреса у нее нет». Тогда я ему и говорю: «Давай записывай наш адрес: полевая почта 02228». Так как он прошел через такие испытания, я постоянно за ним следил. Короче говоря, как мог его берег. Не спускал с него глаз буквально в каждом бою. Сабуров всегда находился рядом со мной, вплоть до рейхстага. Но до конца его уберечь, к сожалению, мне его так и не удалось. Когда при штурме я побежал помогать начальнику штаба батальона Бушкову, он оставался в том месте, над которым этажом выше не хотели сдаваться немцы. Когда 2-го мая я вернулся в рейхстаг, то спросил своих ребят: «А где Сабуров?» Мне сказали: «Да вот, на ступеньках рейхстага лежит». И вот я прочитал письмо, отправленное на его имя. Там его мать с радостью писала: «Сыночек, какими судьбами ты остался живой!» Она, конечно, не могла поверить своему счастью: что сын ее жив. К сожалению, ей предстояло на него получать снова похоронку (ведь в 1943-м году она успела получить извещение, что он пропал без вести).
Читать дальше