пригороде Берлин-Далем они врывались в большие особняки, где жили богатые евреи, здоровых мужчин вытаскивали п волокли прочь, стариков раздевали и глумились над ними, а их дочерей тащили в спальни. После ухода погромщиков повсюду валялась разбитая мебель, разбитые вдребезги бесценные вазы, изрезанные картины.
В Берлине, в доме номер 2 на Брюкехалле, находилось прекрасное здание, в котором были собраны произведения древнего искусства и художественные ценности; всем этим владел некто Франц Ринкель, еврей, сдававший часть своего дома в аренду американскому консулу Раймонду Гейсту. К несчастью, Гейста не оказалось на месте, когда в дом ворвалась толпа. Семью Ринкеля заперли в одной из комнат на верхнем этаже, а его самого стали жестоко избивать. В это время двое мужчин в форме вмешались в свалку и вытолкали погромщиков из комнаты. Вскоре истекавший кровью Ринкель оказался перед двумя эсэсовцами, рядом с которыми стоял мужчина в гражданском платье; в нем Ринкель узнал нацистского адвоката, некоего доктора Лилиенталя. Несколько ранее Ринкель уже имел дело с этим человеком; адвокат хотел купить у него дом и предложил за него сумму, равную половине его фактической стоимости. Тогда Ринкель наотрез отказал ему.
Теперь адвокат снова протянул ему бумагу. «Подумайте о вашей семье, — сказал он. — Подумайте о своей собственной жизни. Толпа сможет вернуться снова. Но если вы подпишете эту бумагу, то выйдете из беды без тяжелых последствий».
Это была купчая на дом Ринкеля; Лилиенталь предлагал одну пятидесятую той суммы, которую давал за дом Ринкеля раньше. Ринкель подписал купчую, и эсэсовцы тут же увели его в местную тюрьму, а оттуда вместе с другими арестованными евреями он был направлен в концентрационный лагерь Заксенхаузен.
Вместе с Ринкелем в Заксенхаузене оказался и Ойген Горбатый, владелец одной из крупнейших в Германии фабрик по изготовлению сигар. Прежде чем американскому консулу Гейсту удалось использовать свое влияние, чтобы спасти его из концентрационного лагеря, Горбатый был вынужден продать свою фабрику за миллион марок — одну десятую фактической стоимости, а его загородный дом возле Дрездена был конфискован. Для того
чтобы получить выездную визу и покинуть Германию, он дал взятку полмиллиопа марок начальнику полиции Берлина графу фон Гелдорфу, а еще почти столько же выплатил в виде штрафов.
По всей Германии валялось битое стекло. Синагоги горели, и там, где жили евреи, лилась кровь. Все предостережения относительно грабежей и насилия теперь были забыты. Когда камеры местных тюрем до отказа заполнялись арестованными, их выводили оттуда, сажали на грузовики и увозили в концентрационные лагеря, а камеры заполнялись новыми арестованными.
12 ноября берлинское управление гестапо разослало телеграмму-«молнию» следующего содержания:
Всем полицейским управлениям и отделам
Концентрационный лагерь в Бухенвальде заполнен. Поэтому дальнейшая доставка туда заключенных должна быть прекращена, за исключением тех транспортов, которые находятся уже в пути. Во избежание ошибок необходимо заранее информировать управление гестапо в Берлине о перебросках арестованных в концентрационные лагеря Дахау и Заксенхаузен.
Утром после «хрустальной ночи» Берлин проснулся от сильного запаха гари и хруста битого стекла. Веселье закончилось, и теперь нужно было примириться с неизбежностью похмелья. Отдельные группы обывателей смотрели, как пожарники тушили последние очаги пожаров в крупных универсальных магазинах, однако большинство прохожих спешили скорей пройти мимо. За исключением полицейских машин, носившихся по улицам, движение транспорта в столице почти замерло. Кое-где можно было видеть ошеломленных иностранцев, воочию убеждавшихся в разрушениях, которые были произведены за ночь. Не верилось, что это было действительно делом рук солидных, дисциплинированных людей.
В имперскую канцелярию на Вильгельмштрассе только что прибыл Геринг и вошел в кабинет Гитлера.
Геринг был не только шефом военно-воздушных сил Германии; с 1936 года он руководил осуществлением че-134
тырехлетнего плана, целью которого было создание прочной экономической базы для ведения рейхом войны. В ходе ночных погромов он узнал, что министр пропаганды Геббельс был ответствен за подстрекательства к погромам против евреев.
«Это же просто немыслимо, — говорил Геринг фюреру. — Как можно допустить, чтобы подобные вещи происходили именно сейчас? Я напрягаю последние усилия ради осуществления четырехлетнего плана. Я принимаю все меры, чтобы зря не пропало пи одно зернышко. Я обращаюсь к народу, чтобы сберечь каждый пустой тюбик из-под зубной пасты, каждый ржавый гвоздь, каждый кусок материала. А что происходит? Вмешивается Геббельс и расстраивает все мои планы».
Читать дальше