Обо всем этом фельдмаршал доложил фюреру. Гитлер угрюмо слушал, а Риббентроп, присутствовавший при докладе, настаивал на том, что англичане и французы никогда не вступят в войну из-за Польши, и фюрер был склонен поверить своему министру иностранных дел.
Однако Геринг утверждал, что англичане, которых Далерус представил ему, были хорошо информированными людьми и говорили искренне. Он им верил. Во всяком случае Германии не грозит какой-либо ущерб от переговоров, особенно если в них примет участие Муссолини. Фельдмаршал, очевидно, лелеял мысль о новом Мюнхене, рассчитывая на этот раз сыграть еще более выдающуюся роль.
В конце концов Гитлер согласился. Если англичане стремятся к переговорам, что ж, пусть будут переговоры, но Германия получит от Польши все, чего хочет. Геринг бросился к телефону, чтобы сообщить Далерусу, что в принципе фюрер согласился с идеей проведения конференции четырех держав в Швеции. На этот раз не было и речи о секретности. Далерус немедленно позвонил в Лондон Спенсеру, а затем поспешил в Стокгольм, чтобы встретиться со шведским премьер-министром Ханссоном и попросить его выступить в роли гостеприимного хозяина в отношении участников конференции. Далерус был вне себя от радости, возлагая огромные надежды на эту конференцию.
Однако по мере того, как проходили дни, а из Лондона не поступало никакого ответа, настроение Далеруса ухудшалось. В конце концов он попытался связаться по телефону со Спенсером, но ему ответили, что тот уехал из Лондона на отдых. Когда он все-таки дозвонился до него и спросил, что же происходит, англичанин заколебался. После паузы он сказал: «Видите ли, очень трудно добиться принятия какого-либо решения. Все ответственные деятели разъехались на отдых».
В Лондоне 3 августа парламент был распущен на каникулы, несмотря на протесты десятков его членов, особенно Черчилля. Когда на Чемберлена было оказано давление, чтобы отозвать членов парламента из отпусков и созвать парламент, премьер-министр уклонился от ответа па это требование и уехал в Шотландию охотиться на куропаток.
«Эмиль 48 48 Эмиль — псевдоним Гитлера, которым пользовался абвер при упоминании о нем. — Прим. авт. 1 Любопытно, что Гитлера преследовала навязчивая мысль о кастрации, и он все время требовал публикации в нацистской прессе «сообщений о кастрации», когда пропагандистская кампания достигала наивысшего накала. Возможно, объяснение этому следует искать в его личных качествах: хотя никто точно не знает, но ходили слухи, что он был импотентом. — Прим. авт. 1 На самом деле немецкие войска на Западе были значительно слабее: самое большее — двадцать дивизий. — Прим. авт.
переживает кризис. Приближенные замирают от страха каждый раз, когда он выходит из своего кабинета, — сообщал во второй неделе августа адмирал Канарис Эриху Кордту. — Кажется, он никак пе может принять какое-либо решение».
Настроение у Гитлера было отвратительное. Он то неистово кричал, извергая проклятия в адрес поляков, то сидел в мрачном молчании, сложив руки на животе, нахохлившись, как серая ворона.
8 августа фюрер принял венгерского министра иностранных дел графа Иштвана Заки и в ходе беседы закричал: «Мы не только разгромим польскую армию, но и уничтожим польское государство! — Неистовствуя, он продолжал: — Я еще не решил предать гласности факты кастрации поляками немцев \ ибо это вызвало бы слишком большой взрыв негодования. Но и так поведение поляков становится невыносимым для немцев. — Он сжал свой кулак перед лицом Заки. — Вы имеете хоть какое-нибудь представление о настроениях в германской армии в настоящий момент? Поляки в своих газетах высмеивают германскую армию; Бек насмехается над ней. Но я этому рад. Это значит, что германская армия едва сдерживает себя в ожидании схватить поляков за горло, и она будет страшно разочарована, если поляки прислушаются к голосу рассудка».
11 августа Гитлер принял доктора Карла Буркардта, которого доставили из Данцига на юг Германии личным самолетом фюрера. В свое время ходили слухи о якобы пронацистских настроениях Буркардта, однако было бы более точным говорить о его антипатии к полякам. Бур-кардту было трудно выполнять свою миссию, но он делал все, что было в его силах, чтобы противодействовать угрозам, исходившим как с той, так и с другой стороны. Обе стороны были весьма неразборчивы в методах, однако, возможно, в силу того, что Буркардт являлся представителем швейцарской буржуазии и схватывал все нюансы немецкого языка, он мог относиться с большей симпатией к немцам в Данциге, чем к легко возбуждавшимся славянам.
Читать дальше