Поддерживая хадж, Россия не просто старалась контролировать паломничество или регулировать проблемы, порожденные этим массовым миграционным движением. Скорее она хваталась за новые – созданные имперскими завоеваниями – возможности, чтобы подключиться к глобальной исламской сети и превратить хадж в механизм имперской интеграции и экспансии. Это делалось в рамках более общего процесса, шедшего в России с конца XVIII века и, более того, во всех европейских империях в течение XIX века, – процесса институционализации ислама и исламских практик европейскими колониальными правительствами в целях реализации имперских программ 40 40 Об этом процессе в России см.: Crews R. For Prophet and Tsar ( Круз Р. За пророка и царя).
.
Адаптация хаджа не могла протекать легко. С самого начала этот проект провоцировал недовольство и двойственное отношение. В отличие от русского православного паломничества в Иерусалим, которое царское правительство также начало поддерживать в XIX веке, правительственная поддержка хаджа не была централизованно организуемым процессом и цари никогда не высказывались в ее пользу публично 41 41 О поддержке Россией православного паломничества в Иерусалим см.: Hopwood D. The Russian Presence in Syria and Palestine, 1843–1914: Church and Politics in the Near East. Oxford: Clarendon Press, 1969; Лисовой Н.Н. Русское духовное и политическое присутствие в Святой Земле и на Ближнем Востоке в XIX – начале XX в. М.: Индрик, 2006; Stavrou T.G. Russian Interests in Palestine, 1882–1914: A Study of Religious and Educational Enterprise. Thessaloniki: Institute for Balkan Studies, 1963.
. Эта полусекретность отражала опасения, широко распространенные среди царских чиновников, что государственная поддержка хаджа обидит благочестивых православных подданных империи и высшее священство Русской православной церкви, которая обладала верховенством и привилегированным положением как «первенствующая» церковь империи и правящей династии. Решение о поддержке хаджа выросло на базе постепенно сложившегося консенсуса внутри правительства. Он заключался в том, что Россия больше выиграет от поддержки хаджа, чем от его игнорирования или запрета. Но перед Россией как перед немусульманской империей встала уникальная задача: убедить мусульман, чтобы они признали ее покровительницей хаджа, следовали указанными государством маршрутами и подчинялись его правилам.
Несмотря на эти проблемы и сложности, в течение XIX и начала XX века Россия построила трансимперскую инфраструктуру хаджа, которая тянулась на тысячи километров и поддерживала десятки тысяч паломников, ежегодно перемещавшихся между Россией и Аравией. Многие российские мусульмане критически относились к участию царского правительства в организации хаджа, но большинство в той или иной мере опиралось на эту инфраструктуру в своем паломничестве. Она строилась на базе той расширенной сети российских консульских учреждений на османской и персидской территориях, которая явилась результатом экстерриториальных привилегий, приобретенных Россией по мирным договорам в конце XVIII века. Созданная инфраструктура свидетельствовала о радикальных изменениях в составе населения страны и в отношениях с соседними мусульманскими государствами, а также об изменившемся внешнеполитическом положении России после завоевания некоторых мусульманских стран.
* * *
История превращения России в покровительницу хаджа началась на Кавказе. Этот регион с преимущественно мусульманским населением в первой половине XIX века был мало-помалу аннексирован Россией в результате непрерывных захватов и войн. Там на фоне продолжавшейся войны с мусульманским антиколониальным сопротивлением на севере и в попытках консолидировать имперскую власть в регионе царские чиновники в 1840-х годах начали организовывать координированную трансграничную службу помощи русским подданным, ехавшим в Мекку популярным сирийским маршрутом – через османский Дамаск. Царские власти на Кавказе, сотрудничая с русскими консульскими чиновниками, незадолго до того размещенными в Сирии, организовали логистическую, финансовую и судебную поддержку небольшому числу паломников, проезжавших через османскую территорию, – вероятно, те исчислялись сотнями в год. Касым Мамад как представитель мусульманской элиты, тесно связанной с формирующейся царской администрацией на Кавказе, был одним из типичных клиентов этого раннего патроната.
На этом первом примере организации трансграничного патроната над хаджем в России видно, что царские власти хорошо понимали стратегический потенциал хаджа. Россия хотела установить прочную власть на Кавказе и расширяла свое дипломатическое присутствие и политическое влияние в османской Сирии – в зоне соперничества европейских империй в первой половине XIX века. И на Кавказе, и в Сирии русские чиновники брали на себя патронат над хаджем с целью консолидации русской власти в своих регионах и в ходе этого процесса вырабатывали новую политику русского империализма, действовавшего через исламские сети.
Читать дальше