Леонид Млечин - Гитлер против Сталина

Выяснилось, что командование Красной армии не имеет точных данных не только о противнике, но и о количестве собственных бойцов и командиров. Армии и дивизии не могли сообщить, сколько у них в строю, сколько убито и ранено, сколько попало в плен…

Начальник Генерального штаба Шапошников отметил поразительное равнодушие к судьбе отдельного солдата, когда командиры даже не интересовались своими бойцами:

– Я был во время империалистической войны командиром полка. Бывало в окопах сидишь и сам считаешь: вчера в роте было девяносто человек, сегодня восемьдесят девять. Куда ушел? Или убили, или ранили. Командира роты тянешь к ответственности. А у нас считают — пришлют пополнение, и все будет в порядке…

«Лыжи вовремя в армию не поступали, а, когда, наконец, доставлялись до соединений, то оказывалось, что они были без креплений и без палок, — отмечает Андрей Сахаров. — Красноармейцы, не готовые к лыжным переходам, как это было в 8‑й армии, бросали их… Наступали сильные холода, а часть красноармейцев оставалась в летних пилотках, без теплых рукавиц, ходили в ботинках, потому что валенки вовремя также не поступали, не было и полушубков. Росло количество обмороженных, но по забитым дорогам раненых и больных бойцов невозможно было доставить в тыл, в госпитали, и бойцы сутками не получали необходимой медицинской помощи».

К финской кампании не подготовились интендантские службы. Солдаты получали промерзшие буханки хлеба, которые приходилось пилить или рубить топором. Кусочек мерзлого хлеба клали в рот, он таял, тогда его можно было разжевать… Армия голодала. Сухари стали спешно сушить уже во время войны.

Начальник управления снабжения Красной армии Александр Васильевич Хрулев подтвердил:

– В результате отсутствия данных о численности было тяжело снабжать Ленинградский военный округ. С товарищем Тимошенко у нас были расхождения буквально на двести тысяч едоков. Мы держались своей, меньшей цифры. Но у меня, товарищи, не было никакой уверенности, что прав я. Не окажется ли, что он прав и у него на двести тысяч больше, а потом начнут голодать…

– Надо заставить людей считать, — с угрозой в голосе произнес Сталин.

– Генеральный штаб численности действующей армии не знал в течение всей войны и не знает на сегодняшний день, — продолжал Хрулев.

Красная армия вступила в войну в летнем обмундировании, в ботинках — это зимой–то! Солдаты мерзли, а валенок не было.

– 163‑я дивизия пришла на фронт босая, — констатировал Мерецков.

Командарм 2‑го ранга Владимир Николаевич Курдюмов, начальник управления боевой подготовки Красной армии, признал:

– На финском театре в первый период войны было много обмороженных, потому что люди прибывали в холодной обуви, в ботинках даже, а не в сапогах. Причем часть ботинок была рваной. Я здесь докладываю с полной ответственностью, что воевать при сорокаградусном морозе в ботинках, даже не в рваных, и в хороших сапогах нельзя, потому что через несколько дней будет пятьдесят процентов обмороженных.

Комкор Василий Иванович Чуйков, командовавший 9‑й армией:

– Я считаю, что мы своих бойцов и командиров не учим в мирное время тяжелым условиям войны. Когда мы инспектировали части, мы больше всего обращали внимание на клубы, на столовые, где чище миски, где больше официанток, где больше отдыха. Но никто не проверял, умеют ли бойцы в поле приготовить обед, умеют ли они в котелке сварить пищу, как с режимом питья в походе. Приказ народного комиссара обороны о том, чтобы тридцать процентов занятий были ночными, мы не выполняли. Мы не закаляли бойца для трудных условий войны. Части, отступая, бросали тяжело раненых. Люди, которых могли спасти, умирали. Один из участников совещания горько заметил:

– Такой момент надо учесть — своевременно увозить погибших и раненных в бою. Это имеет большое моральное значение на войне для участников боя. Это нужно учесть. Враги–финны старались подбирать своих убитых…

Рассекреченные документы особых отделов рисуют еще более страшные картины: после боя находили останки красноармейцев, которых еще живыми поедали животные.

«Особый колорит общему облику Красной армии, — пишет Андрей Сахаров, — придают многократно упомянутые в материалах спецслужб случаи мародерства на захваченной финской территории. Тащили из домов, покинутых жителями, или даже в их присутствии, буквально все, что можно — велосипеды и швейные машинки, патефоны, шелковые женские платья, одежду, обувь, всякую утварь. С наивным восторгом советские бойцы — обитатели деревенских лачуг, пригородных бараков, «коммуналок» входили в благоустроенные, чистые, ухоженные, полные неведомого им быта дома финских городских обывателей, сельских, хуторских жителей и забирали все, что попадало под руку».