Арчи Браун - Типы лидеров. Определить, найти подход, добиться своего

В отличие от трех других главных революций первой четверти двадцатого века мексиканская революция не была вдохновлена какой-то великой идеей. Проходившая одновременно с ней китайская основывалась на желании создать модернизированное национальное государство, турецкую подстегивали представления о вестернизации и секуляризации, а российская революция 1917 года была направлена на упразднение капитализма и самодержавия и воодушевлена мечтой о построении коммунизма. В Мексике же крестьяне делались революционерами не в связи с неким видением будущего, а в первую очередь требуя восстановления своих утраченных прав. Достаточными побудительными мотивами для вооруженной борьбы были упразднение местных свобод, превращение независимых крестьян в безземельных батраков и растущее обнищание сельского населения. Таким образом, цели мексиканской революции были достаточно умеренными. У нее не было ни единственного авторитетного лидера, ни «интеллектуальных отцов», ни претензий на общемировое значение, ни утопических целей [630].

Это была намного менее идеологизированная революция по сравнению с происходившими примерно в то же время революциями в Китае и Турции, не говоря уже о российской. Особенно контрастно она выглядит в сравнении с выдающимся примером радикальных преобразований в Советском Союзе второй половины 1980-х годов, о котором рассказывалось в предыдущей главе. В советском случае это были (по выражению Горбачева) «революционные» изменения, производившиеся эволюционными и реформаторскими средствами [631]. В Мексике происходило обратное — реформы проводились революционным путем [632]. Более того, значительные и конкретные политические и социальные инновации были произведены режимом, установившимся в 1920 году после десятилетия революционных потрясений. Некоторые из этих изменений не соответствовали намерениям отдельных революционных вождей, чья поддержка носила точечный, региональный и персонифицированный характер. Установившийся же режим был в большой степени централизованным, государственническим и бюрократическим. Тем не менее послереволюционные власти содействовали аграрной реформе и продвигали светское образование. В 1920-х годах были созданы новые институты, в том числе Министерство образования в 1921 году, Центральный банк Мексики в 1925 году, Национальная ирригационная комиссия в 1926 году и новая официальная политическая партия ПНР в 1929 году [633].

Многие из представителей старой элиты предреволюционного периода были вытеснены. Президентом, оставившим наиболее значительный след в мексиканской политике начала 1920-х годов, был Альваро Обрегон, сторонник умеренного реформатора Мадеро и оппонент Сапаты и Вильи. При этом он был отнюдь не промах в том, что касалось популизма и радикальных политических жестов. Заняв Мехико в разгар революционной войны в период, когда население голодало, он распорядился раздать беднякам часть церковных богатств и заставил богатых торговцев подметать городские улицы [634]. Став президентом в декабре 1920 года, он не только реформировал образование и трудовое право, но и повел антиклерикальную политику, которая его в конечном итоге и погубила в самом буквальном смысле. Реагируя на запрос на бóльшую экономическую самостоятельность страны, он пошел на конфликт с Соединенными Штатами, которые признали его правительство только в 1923 году после обещания не национализировать американские нефтяные компании. Новые послереволюционные законы запрещали Обрегону оставаться президентом второй срок подряд, поэтому в выборах 1924 года он не участвовал, но вернулся в бой четыре года спустя. Его вновь избрали президентом, однако во время торжеств в Мехико по случаю своей победы Обрегон был убит фанатичным католиком, оскорбленным его политикой в отношении церкви.

Выше уже говорилось о том, что непосредственно после успешной революции у руководителя страны есть более широкий выбор вариантов политического курса, чем у президента или премьер-министра страны с устоявшейся демократией. Тем не менее послереволюционный лидер Мексики был отнюдь не свободен от необходимости соблюдать интересы фракций, деловых кругов и общественных институций, среди которых особенно влиятельной была церковь. Однако в целом проводимая социально-экономическая политика соответствовала основным векторам революционного движения. Никто из отдельно взятых лидеров не представлял собой особого исключения в этом смысле. Если бы во главе страны оказался кто-то еще из вождей революции (что почти удалось Панчо Вилье), результат, по утверждению Алана Найта, «был бы — в общем идеологическом смысле — практически аналогичным» [635].