Владимир Шигин - Мифы и правда Кронштадтского мятежа. Матросская контрреволюция 1918–1921 гг.

Матрос Черноморского флота Ф. И. Перегудов: «В отряд я поступил 2 июля с. г. По списку нас поступило в отряд Попова около 180 человек, а затем часть ушла. Из обмундировки нам выдали 2 пары белья и сукно на брюки и гимнастерку. Задержали в Богородске».

Любопытно, что репрессировать матросов (за исключением пойманных по горячим следам и расстрелянных первых 12 матросов) после подавления мятежа не решились. Уже 9 июля Л. Д. Троцкий (один из самых активных сторонников затопления Черноморского флота), выступая с докладом на V съезде Советов, говорил о матросах исключительно в превосходных тонах: «Ну, а что касается «поповцев», то они просто были «сбиты с толку» и когда арестованные ими наши товарищи Дзержинский, Лацис, Смидович вступили в общение с отрядом… мужественно выяснили им положение, то отряд перешел на их сторону». Это была, мягко говоря, неправда, но другого выхода у Троцкого просто тогда не было. В связи с предстоящим отъездом на Волжскую флотилию он просто очень нуждался в симпатиях матросов.

К быстрому поражению эсеров привела, прежде всего, их нерешительность. Да и латышские стрелки в уличных боях показали себя намного лучше, чем матросы-анархисты. После мятежа левые эсеры были исключены из состава ВЧК, а левоэсеровские делегаты V съезда Советов арестованы. Ну, а закономерным финалом V съезда Советов стало официальное одобрение идеи проведения политики «массового террора» против противников советской власти. Несколько активных участников мятежа, среди них заместитель председателя ВЧК В. А. Александрович были уже 8 июля расстреляны по постановлению ВЧК. А 11 июля и вся партия левых эсеров была объявлена большевиками вне закона.

Как оказывается, один из главных персонажей мятежа и организатор покушения на германского посла Я. Г. Блюмкин был весьма тесно связан с матросами и являлся, как говорится, «их человеком». Историк М. А. Елизаров пишет: «Я. Г. Блюмкин совершал теракт вместе с матросами. Причем, непосредственно убил В. Мирбаха матрос из возглавляемого Я. Г. Блюмкиным отдела ЧК, его напарник и друг еще со времени совместной деятельности в Одессе Н. А. Андреев. Ю. Фельштинский, подробно анализировавший картину убийства, по этому поводу правомерно заключает: «По непонятным причинам лавры Андреева были отданы Блюмкину». В действительности очевидно, что данные причины вызваны общим стремлением представить левых эсеров заговорщиками, поскольку Я. Г. Блюмкин был функционером левоэсеровского руководства. Позднее Я. Г. Блюмкину выгодно было приписывать левоэсеровскому ЦК и себе главную роль в непосредственном убийстве, чтобы заслужить прощение советской власти, нуждавшейся в живом свидетеле причастности левых эсеров к убийству, а в быту, отстаивая теорию «героев и толпы», носить героическую маску. Матросы же в качестве участников теракта никому не были нужны. Тем более, что матрос Н. А. Андреев умер в том же году, находясь в махновской армии, перед этим разошедшись во взглядах с Я. Г. Блюмкиным. Кроме того, во время теракта в машине находился другой матрос, еще один шофер из отряда Д. И. Попова. Причем он был не просто «технической» фигурой. Я. Г. Блюмкин в своих показаниях киевскому ЧК в апреле 1919 г. писал о нем, что «его привез один из членов ЦК (левых эсеров. – М.Е. ). Этот, кажется, знал, что затевается. Он был вооружен бомбой». После теракта он руководил маршрутом машины в расположение отряда Д. И. Попова в Трехсвятительный переулок. Этот матрос, как пишет С. Д. Мстиславский, после теракта свою бомбу «бросил навстречу выбегавшим из посольства в погоню людям… и под прикрытием взрыва машина благополучно вынеслась из опасной зоны». Однако более важным является то, что Я. Г. Блюмкин вообще был тесно связан с матросами. Революционная карьера Я. Г. Блюмкина, по сути, началась с матросского «Железного отряда» в Одессе, куда он, несостоявшийся студент технического училища, вступил добровольцем зимой 1918 г. и где матросы его, по всей видимости, за непродолжительное левоэсеровское прошлое и за громкие революционные речи избрали командиром. Вместе с отрядом в составе Одесской (3-й) армии он отступил в Феодосию и прошел весь путь поражения советских войск на юге Украины и в Крыму. После расформирования в середине мая 3-й армии, в которой Я. Г. Блюмкин вырос до должности исполняющего обязанности начальника штаба армии, ЦК левых эсеров и направил его в ВЧК. Имея такую предысторию своего появления в столице, Я. Г. Блюмкин не мог глубоко не проникнуться негативными настроениями черноморцев по отношению к Брестскому миру. В Москве Я. Г. Блюмкин и матросы продолжали контактировать. Так, писатель Б. А. Лавренев описал проводы отряда матросов на Южный фронт, которую он наблюдал в «Кафе поэтов». Программу там вел Я. Г. Блюмкин и в споре с поэтом В. В. Маяковским – какие матросам нужны стихи – обнаружил достаточно глубокое знание революционной матросской психологии. На «поэтическо-матросской» почве в конце июня – начале июля с Я. Г. Блюмкиным случился инцидент, который определил перспективы суда над ним, что, несомненно, подтолкнуло его к решительным действиям. О нем рассказал в своих показаниях по делу событий 6–7 июля Ф. Э. Дзержинский. Я. Г. Блюмкин стал хвастать в кафе перед поэтами своей возможностью в два часа решать человеческие жизни в качестве сотрудника ЧК. Это возмутило поэта О. Э. Мандельштама, и он решил через поэтессу Л. М. Рейснер пожаловаться ее мужу Ф. Ф. Раскольникову. Тот устроил ему и Л. М. Рейснер встречу с Ф. Э. Дзержинским. Ф. Э. Дзержинский, встретившись с ними, в тот же день собрал комиссию и распустил контрразведывательный отдел, возглавлявшийся Я. Г. Блюмкиным, оставив его пока без должности с намерением в дальнейшем отдать под суд. Ф. Э. Дзержинский считал, что «фигура Блюмкина ввиду разоблачения его Раскольниковым и Мандельштамом сразу выяснилась как провокатора». Представляется, что в «раскрутке» конфликта и в решении Ф. Э. Дзержинского главную роль играла не смелость О. Э. Мандельштама, как принято считать, а использование Ф. Ф. Раскольниковым данного случая как повода для принятия некоторых мер против назревающих событий. Ф. Ф. Раскольников не мог их не чувствовать, не знать о связях Я. Г. Блюмкина с матросами-анархистами и о вреде, который эти связи представляют. Ведь именно он курировал прибытие матросов с затопленных черноморских кораблей в Москву. Опасность ситуации Ф. Ф. Раскольников, очевидно, постарался донести до Ф. Э. Дзержинского. При этом сам Ф. Ф. Раскольников мало что мог сделать, так как среди матросов авторитета не имел. Вероятно, сознавая, что на него ложится ответственность за доставку «горючего материала» в Москву, Ф. Ф. Раскольников, быть может, «от греха подальше» поторопился выехать на фронт на Волгу (с частью черноморских и балтийских матросов)».