Дементий Климентьев: Новый и Третий Рим. Византийские мотивы России

Со стороны турецкого лагеря вспыхнул огненный сполох, прорезавший темноту ночи. Короткий, резкий свист, и удар в основание каменной кладки стены потряс утихшую округу.

– Опять начали бить! Проклятые отступники! – негромко вымолвил Константин и сплюнул.

– Хорошо, Георгий, мы прекратим вылазки, только это не спасет нас от турецкого приступа, который, верно, последует завтра или послезавтра утром, – добавил он с некоторым промедлением.

Утром 8 апреля последовал первый приступ османского войска к стенам Константинополя. А ночью того же дня усталый, запыленный, прокопченный пороховой гарью и дымом Нестор влез в свой походный шатер под грохот и сполохи орудийных залпов. Зажег лучину, достал из походной сумки листы пергамента. Разложил небольшой походный стол для письма. Обмакнул перо и стал писать на русском языке. Так было безопаснее, ибо этот язык мало кто знал в турецком лагере.

«Турки же по вся места бьяхуся безъ опочивания, день и нощь пременяющеся, не дающе нимало опочити градцкиимъ (осажденным), но да ся утрудятъ, понеже уготовляхуся к приступу, и тако творяху отбои до 13-го дне. Въ 14-й же день Турки откликнувше свою безбожную молитву, начаша сурны [35] Сурна – вероятно, духовой инструмент, популярный на Балканах в средневековье. играти и въ варганы (фистулы, дудки) и накры (бубны) бити, и прикативши пушкы и пищали многие, начаша бити градъ, такоже си изъ ручницъ и изъ луковъ тмочисленныхъ; гражене же отъ безчисленнаго стреляния не можаху стоати на стенахъ, но западшее ждаху приступу, а инии стреляху изъ пушекъ и изъ пищалей елико можаху, и многы турки убиша… Егда же Турки начааху – уже всихъ люди съ стенъ збиша, абие вскрычавши все воинство, и нападоша на градъ вкупе со всехъ странъ кличюще и вопиюще, овые со огни различными, овыи съ лествицами, овые съ стенобитными хитростьми и иными многы козни на взятие града. Грацкие же люди такоже вопияху и кричаху на нихъ, бьющееся съ ними крепко. Цесарь же объежаше по всему граду, понужая люди свои, дающее имъ надежу Божию, и повеле звонити по всему граду на созвание людемъ. Турки-жъ паки, услышавше звонъ велий, пустиша сурныа и трубныя гласы и тумбанъ (барабанов) тмочисленныхъ. И бысть сеча велиа и преужасна: отъ пушечнаго бо и пищалнаго стуку и отъ зуку звоннаго и отъ гласа вопли и кричаниа отъ обоихъ людей и отъ трескоты оружия: яко молния бо блистааху отъ обоихъ… и отъ плача и рыдания градцкыхъ людей и женъ и детей, мняшесь небу и земли совокупитись и обоимъ колебатись, и не беслышати другъ друга что глаголеть… И паки отъ множества огней и стреляниа пушекъ обоихъ странъ дымное курение згустився, покрыло бяше градъ и войско все, яко не видети другъ друга съ кемъ ся бьетъ, и отъ зелейнаго (порохового) духу многимъ умрети. И тако сечахуся и маяся на всехъ стенахъ, дондеже нощная тьма ихъ раздели: Турки убо отыдоша въ свои станы и мертвыа своя позабывше, а градцкие людие падоша отъ труда яко мертвы, токмо стражъ единыхъ оставиша по стенамъ», – записал в ту ночь Нестор.

«Враги же, разрушив в некоторых местах стены при помощи метательных орудий и пушек и желая затем заполнить рвы, чтобы легче произвести штурм и ворваться в город через разрушения в стенах, – особенно упорно стреляли и схватывались с нами: в это время другие бросали во рвы землю и стволы деревьев и другой материал… И можно было видеть, что многие из них вследствие большого скопления людей и создавшейся тесноты падали. А идущие позади, безжалостно бросали на них сучья и землю, засыпали их всем этим и живыми отправляли в ад. Иные же, и особенно – более сильные и крепкие, – под напором задних, в спешке, вместо сучьев и земли, с жестокостью сталкивали в ров более слабых. Однако и делающие это не могли убежать невредимыми от наших метательных орудий и лучников: пораженные со стен тяжелыми камнями неприятели с позором падали и получали многочисленные раны, – хотя и из наших кое-кто не мог избежать ран. Все же турки тащили свои осадные орудия до насыпи на рве, и сражение, бой и схватка были ужасные… В течение всего дня засыпали турки рвы; мы же в течение всей ночи вытаскивали из них землю и бревна: и глубина рвов оставалась такой, какой была и раньше. Обрушенные же башни мы вновь укрепляли разными бревнами…» – осмысливая события и оценивая первые приступы османов, писал в те дни императорский протовестиарий Георгий Сфрандзи.

После приступов наступило непродолжительное затишье. Однако османы повели «минную войну», пытаясь путем подкопов и взрывов разрушить укрепления и ослабить сопротивление защитников греческой столицы. К рассвету 18 апреля тысячи османов изготовились к новому приступу города. Турецкие пушки дали дружный залп по Константинополю, осыпая его каменными ядрами и разрывными бомбами. Сотни греческих и итальянских воинов, прячась от осколков камней, чугуна и железа, затаились у зубцов, у основания стен, башен с оружием в руках. Воины Аллаха, ожидая легкой победы, двинулись на приступ. Многие, обнажив клинки и куражась над защитниками, выкрикивали издевательства, горланили песни. Было заметно, что турки накурились за ночь какого-то зелья. Их отряды направились туда, где кладка стен треснула, стала осыпаться после многодневных обстрелов и где появились первые небольшие проломы. Стрельба турецких орудий замолкла.