Владимир Разуваев: Загадки Макиавелли. «Государь» в XVI веке

Третье. Беккер не принимает во внимание, что в своих жестких советах ничего кардинально нового для политической практики того времени Макиавелли не открыл. Убивали врагов, нарушали обещания и вели наступательные войны без острой необходимости. Медичи – тоже. Можно подумать, что с тех пор что-нибудь кардинально изменилось…

Беккер выделяет склонность Макиавелли передергивать исторические примеры в «Государе» и видит в этом откровенную провокацию или признак иронии. Однако не секрет, что как раз «передергивание» было фирменным стилем автора книги. Причем в других работах – тоже. Едва ли можно объяснить нередко радикальные отклонения в примерах, которые приводил Никколо из истории Древнего Рима, по сравнению с сохранившимися трудами таких историков как Полибий, Ливий, Плутарх и др., исключительно иронией. Макиавелли считал, что не так уж важно, как кто-то описал происходившее. Сам Макиавелли точно знает, как оно было на самом деле. Ирония? Может быть, но только отчасти: слишком часты были разночтения в трудах Никколо с первоисточниками, чтобы безусловно принять эту точку зрения.

Стиль и содержание текста стали для Беккер лучшим подтверждением того, что «Государь» был написан с позиции иронии. Если говорить о стиле в традиционном понимании этого слова, то он был таким, каким Макиавелли писал свои донесения Сеньории. Очень интересен его анализ и выводы, сделанные Уильямом Ричардсоном. Этот стиль в «Государе» неотшлифован, в отличие от художественных произведений Макиавелли и его напечатанном «О военном искусстве». Он писал свою самую знаменитую книгу так, как будто бы оставался секретарем флорентийской администрации. Латинский жаргон ( in exempli“, „praesertim, tamen и др.) смешан с разговорным флорентийским диалектом; временами – специфический синтаксис. Ричардсон делает отсюда вывод, что книга была предназначена ее автором в основном как документ, наполненный практическими советами, чья циркуляция должна была быть ограниченной узким кругом политиков. 42 42 Richardson B. The Prince and its early Italian readers // Niccolò Machiavelli’s The Prince. New interdisciplinary essays (ed. by M.Coyle). Manchester: Manchester university press, 1995. Р. 20

Что касается намеков, подтекстов и рассуждений, то здесь очень многое зависит от восприятия читателя. Кстати говоря, это очень важно для нашего анализа. Кто-то видит в «Государе» одно, кто-то – совсем другое. Книга действительно к этому располагает.

Здесь важно обратить внимание на особенности окончательного варианта текста «Государя». Честно говоря, он едва ли напоминает тщательно проработанный во всех смыслах труд. В частности, есть большие проблемы со структурой, а также грамматикой, есть вопросы к латинским цитатам, синтаксису. Заглавия глав – на латыни, сам текст – на итальянском. Это совершенно нехарактерно для тех работ Макиавелли, которые он тщательно отделывал, в частности «Об искусстве войны».

Не надо считать, что флорентинец был патологически небрежен или не умел сделать то, что должен был бы в случае с «Государем». Помимо «Об искусстве войны» об этом говорит также случай с нелюбимой Макиавелли своей «Историей Флоренции», которую он тщательно отделал стилистически.

А вот в случае с «Государем» такой отделки нет.

Что касается содержания, то здесь все опять же не так однозначно, как видится Беккер. С ней можно полностью согласиться разве что в том, что у Макиавелли, в отличие от ее подхода, очень многое действительно допускает несколько различных толкований. Но с некоторыми вещами невозможно согласиться. Судя по максимам Никколо, он никогда не был приверженцем идеи о том, что «цель оправдывает средства». Скорее – «государственные интересы оправдывают средства по их защите».

Беккер обращает внимание на вроде бы существующее противоречие: то разноплановые средства ведут к укреплению власти государя, то последняя может быть обеспечена только в том случае, если он будет ставить во главу угла стабильность, благосостояние и безопасность народа. Однако лично я не вижу здесь противоречия. Да его и нет. Государь отстаивает свою власть для того, чтобы обеспечить стабильность и спокойствие в обществе.

Беккер обращает внимание на противоречия в «Государе» и пишет, что невозможно объяснить их на фоне логики структуры книги, ясных мыслей и артистизма его автора. И объясняет «сбои» иронией Макиавелли. Однако книга написана, это она признает, внешне вполне серьезно.

Эта серьезность ее явно смущает. В оправдание ей она предлагает несколько причин. Первая состоит в том, что надо было защитить себя от гнева Медичи. Все вроде бы оправданно, разве что возникает сомнение: а зачем нужно было сознательно дразнить льва, да еще после того, как вроде бы удачно выбрался из его когтей? Ничего из того, что мы знаем о мировоззрении и характере Никколо не подтверждает, что он был способен на такой поступок. Да и достаточно перечитать описание его морального состояния после амнистии, чтобы преисполниться скепсиса в отношении этого тезиса.