Array Коллектив авторов - Этнокультурная история казаков. Часть III. Славянская надстройка. Книга 4

С этого же времени атаман и старшины присвоили себе право распоряжаться, с утверждения Военной коллегии, в ведение которой с 1721 года перешло Войско Донское, всеми делами Дона.

Царь Алексей Михайлович, а потом Пётр I в своём непомерном самовластии низвели казачество, главным образом последний, а потом и его преемники, на степень служилого народа, с правами и обязанностями иррегулярных войск. Разрушив веками спаянную казачью военную общину с особым историческим укладом жизни, царь взамен ей ничего не дал, кроме массы инструкций, регламентов и указов, совершенно не применимых к военной жизни казаков.

За год до своей смерти Пётр I ещё раз вытер свои обутые в высокие сапоги ноги о казачество, подвергнув часть его принудительному переселению в собственных интересах. В 1724 году 1.000 семей донских казаков вывели в Дагестан на реки Сулак и Аграхань. Они там в большинстве погибли. Но самодержец подал идею своим преемникам на троне, которые потом широко стали ею пользоваться.

Кстати, от этого времени, что бы ни говорили поборники теории об «исконной славянскости казаков», сохранилось свидетельство тюркоязычности тогдашнего казачества: московское государство волжским казакам ещё в начале XVIII века писало грамоты на татарском языке. Так что если и можно говорить о родственности тогдашнего русского и казачьего народов, то лишь с большой оглядкой на реальные факты.

* * *

Вопрос определения границ Присуда или исконных казачьих земель довольно сложен, поскольку чёткого их определения не существовало многие века. Установить их пытались лишь некоторые донские историки, которые по скудным косвенным и ещё более скудным прямым данным пытались вычерчивать карты фактического расселения раннеказачьих общин, пределы территорий их хозяйственной деятельности («дальние ухожья») или военного контроля. Ясно одно: сферой обитания раннеказачьих общин XVI века было огромное нерасчленённое пространство, не подконтрольное ни одному государству, простиравшееся от Оскола на западе до Волги на востоке, от Азова на юге до Воронежа и Тамбова на севере. В состав Присуда входили Северщина, Белгородский разряд с Воронежским уездом, бассейны рек Хопёр, Медведица, Иловля и примыкающее к этому пространству правобережье Нижней Волги.

Историки-автономисты утверждают, что фактически на всём пространстве Дикого Поля от Днепра до Волги и от Азова до Ельца обитали, хотя и крайне малочисленные, но однородные по сути казачьи военно-промышленные артели. Консолидация этих групп в войсковые организации или переход их в новое качество (в служилые люди) происходила долго и неравномерно, на протяжении всего XVI и XVII веков. Реальной же границей, к которой можно хоть как-то привязать линию распространения этих общин, могут служить Засечные черты Русского государства. Самой ранней границей распространения Присуда к северу можно считать «Вторую» или «Большую черту», сооружённую к 1571 году по линии Ряжск-Шацк-Темников-Алатырь, и далее на запад от Ряжска по линии Данков-Ефремов-Мценск-Орёл. Весной 1571 года на крайних точках разъездов некие М. Тюфякин и М. Ржевский устроили специальные пограничные знаки. На огромном дубе, росшем у истоков реки Миус, был высечен крест, выбиты имена Тюфякина и Ржевского, год, месяц, число. Этим актом как бы утверждались официальные границы русского государства в южной степи, которые выдвигались вплоть до реки Миуса.

Севернее реки Оскол по Донцу обретались «севрюки» – вольные сообщества несомненно казачьего типа, одинаково тяготевшие как к Дону, так и к Запорожью и являвшиеся, как видно из географического расположения (в лесах на излучине Донца в районах, прилегающих к нынешнему Харькову), связующим мостом между двумя большими центрами казачества – донцами и запорожцами. Севрюки вели подвижный образ жизни и не закладывали долговременных городков. «Казаков-севрюков можно было […] встретить на всём пространстве Дикого Поля, вплоть до Волги и Дона», – пишет Мининков, опираясь на сообщение Себастиана, относящееся к 1551 году.

Более стабильная группа севрюков обреталась в районе Путивля, центра Северской земли. Путивльские севрюки известны по московскому постановлению «О путивльских севрюках» 1571 года.

Кроме севрюков в этом же, довольно обширном районе, задолго до закладки московских южных засечных черт известны обитавшие там вольные казаки, жившие в поселениях постоянного типа. Дальнейшие судьбы этих вольных казаков вылились в процесс перехода их в состояние служилого сословия России, что происходило именно на казачьем приграничье.