– Ишь ты, сразу видно, что за птица в моих руках. Ты хоть помнишь, с гитарой был или без нее?
– Обижаешь, уважаемый! Конечно, с ней, со спутницей моего творчества, – Владимир обвел взглядом обшарпанные стены, остановился на помятых лица, – ну что, гитару вернешь?
– Ох, уж эти барды! Им сразу в вытрезвители гитару подавай! Ладно уж, послушаем знаменитость.
Струна разорвали подвальный воздух:
– … Дайте собакам мясо, авось они подерутся,
Дайте похмельным кваса, может, они перепьются,
Чтоб не жиреть воронам, ставьте побольше пугал,
А чтобы быть влюбленным, дайте укромный угол.
В землю бросайте зерна, может, появятся всходы,
Ладно, я буду покорным, дайте мне свободу.
– Ого-го! Свободу ему подавай! – Сержант хитро сощурился, – Ты ее еще не заработал.
– Братцы, вступитесь за современного гусляра!
Протрезвевшие «романтики» принялись на все лады ублажать милицейского вершителя человеческих судеб:
– Вован – наша гордость, пожалей его и заодно и нас!
– Выпусти, и нас, почитателей его таланта! Мы хорошие, исправимся…
– Огород твой вскопаем, полы будем мыть в твоей канцелярии…
Сержант понял, что задел за живую струнку своих «подопечных»:
– Так легко не отделаетесь! Что с вами делать, решать буду я! Захочу – будете подметать пятнадцать суток Таганскую площадь, а если сочту нужным, отправлю за сто первый километр от границы Москвы.
В полуподвале загремел хор проштрафившихся любителей искусства:
– Сержант, мы не какие-нибудь прощалыги, из-за любви к высокой материи погорели!
Но сержант был себе на уме:
– Что-то нос повесил наш всеобщий любимчик, а ты про нас, про блюстителей порядка спеть можешь?
Обладатель баритона взглянул хитро на того, от кого во время сегодняшнего утреннего просветления зависело судьбоносное решение, и улыбнулся ото всей души:
– Шеф, только из-за уважения к тебе и твоей труднейшей профессии, – и ударил по струнам:
Нам ни к чему сюжеты и интриги,
Про все мы знаем, что ты нам не дашь.
Я, например, на свете лучшей книгой
Считаю кодекс уголовный наш.
И если мне неймется и не спится,
Или с похмелья нет на мне лица,
Открою кодекс на любой странице
И не могу – читаю до конца…
…И сердце бьется раненою птицей,
Когда начну свою статью читать.
И кровь в висках так ломится, стучится,
Как мусора, когда приходят брать.
– Ну, ты смелый, паря! – золотодобытчик взвыл на койке от восхищения, – за такое на Ленских приисках тебя бы на руках носили!
Сержант же рубанул рукою по воздуху:
– Обижаешь, Владимир! К тебе и к твоему другу я по-хорошему, а ты с ходу грубишь. Что, хочется схлопотать пятнадцать суток, подметать московские улицы? Для меня проще пареной репы устроить вам всем праздничек с метлой на радость поклонницам. Пол Москвы сбежится глазеть на кумира с метлой в руках… За мной мое рекламирование тебя с метлой не будет отложено в долгий ящик. Но…
Однако, что в эти мгновения творилось со Стасом? Он лежал, сжавшись в комок. Стонал про себя: «как я, будучи в столице в командировке, выполняя ответственейшее секретнейшее задание руководства секретнейшего ракетостроительного конструкторского бюро, мог так опростоволоситься? Вот уж, влип, так влип? Неужели придется подметать московские улицы? А затем последует порочащая бумага из московской милиции. Меня будут склонять на многочисленных кабэвских собраниях. А напоследок с позором выгонят из КБ за пьянку. С чего началось мое падение? Но является ли падением стремление к прекрасному? Неужели я – ракетостроитель – в душе все же натура более близкая к поэтам, артистам, художникам, чем к ракетным стартам?..»
А в это время в вытрезвители прозвучало:
Если бы я был физически слабым
Я б морально устойчивым был
Ни за что не ходил бы по бабам,
Алкоголю б ни грамма не пил!..
Ну а если я средних масштабов
Что же делать мне, как мне быть?
Не могу игнорировать бабов,
Не могу и спиртного не пить!
… Солнечный весенний день только начинался в вытрезвителе на московской Воронцовке…
Глава II. Как молодой ракетостроитель Стас обстрелял Соединенные Штаты Америки на ее западном побережье
1. Как зарождался «частично орбитальный бомбардировщик»
В далеком 1966 году, Стасу довелось впервые осознать величие евроазиатского степного простора, воспетого выдающимся историком Львом Гумилевым – сыном известнейших поэтов Анны Ахматова и Николая Гумилева. Где еще можно найти на Земном шаре степь, раскинувшуюся на многие тысячи километров от устья Дуная, от Карпатских гор и почти до Великой Китайской стены?..
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу