Алексей Дубровин - Бурные дни Кавказа. Изменение ментальности российских офицеров, участвовавших в Кавказской войне

В. Ф. Тимм с рисунка Т. Горшельта. Устройство военных дорог в Дагестане. Литография XIX в.

Кавказская война имела множество социальных факторов. Одним из важнейших являлось единообразие жизнедеятельности, особенно в крепостях. Здесь с утра до ночи была одна и та же рутина в ограниченном пространстве: одни и те же предметы, лица, и притом только мужские, каждый последующий день был идентичен предыдущему. Подобные условия вызывали непомерную скуку и синдром «остановившегося времени», оказывающие разрушающее воздействие на человеческую психику 158.

Весьма тягостным для российских военных был недостаток женского общества. Мужчинам было трудно не только найти подходящего партнера для создания семьи, но и удовлетворить элементарные половые потребности. Дефицит оказывал влияние не только на соответствующие мировоззренческие установки, но и общие нравы, царящие в сугубо мужском офицерском обществе.

К числу социальных факторов относится мода на восточную тематику, получившая широкое распространение в европейских обществах XIX в. Офицеры, участвовавшие в Кавказской войне, наяву погружаясь в экзотику сказочной страны, испытывали подлинный восторг от экзотической горской культуры. Этому во многом способствовали качества горского снаряжения, идеально приспособленные для ведения партизанской войны в условиях пересеченной местности. Самодельные и переделанные винтовки горцев были легче, стреляли дальше и точнее российских, а боевые качества шашек имели легендарный характер, накладывавший неизгладимое впечатление на восприятие противника. В воспоминаниях офицеров часто описываются факты разрубания людей и стальных стволов солдатских ружей 159. Притягательными для офицеров были многие горские обычаи, такие как гостеприимство и куначество, а также ценностные идеалы личного удальства с безграничным свободолюбием.

Разнообразное влияние на Кавказскую войну и ее участников оказывали «внешние» факторы. Среди них особенно выделяются события в Польше. Кавказ и Польшу роднило их насильственное присоединение к России и свободолюбивое население, постоянно поднимавшее восстания. Противники России поддерживали ее мятежных подданных, оказывая достаточно серьезное внешнеполитическое давление, угрожавшее началом широкомасштабной военной интервенции 160. Особенно настойчиво действовала Англия, осуществлявшая активную пропаганду, направленную на дискриминацию России на международной арене 161.

Российская общественность, включая офицерство, замечало сходство двух мятежных провинций. Кавказ называли не иначе как «Азиатской Польшей» 162. Высшее командование стремилось перекрестно использовать накопленный опыт ведения боевых действий в обоих регионах. Так, для подавления Польского восстания 1830—1831 гг. был отправлен кавказский триумфатор И. Ф. Паскевич-Эриванский, а на Кавказ – отличившиеся в том же восстании Г. В. Розен и Е. А. Головин 163. Польша значительно влияла на интенсивность боевых действий на Кавказе, оттягивая на себя ее вооруженные силы. Восстания 1830—1831 и 1863 гг. значительно приостанавливали наступление Кавказского корпуса.

События в Польше влияли на изменения состава участников войны. С одной стороны начиная с 1830-х гг. в Кавказский корпус в значительной степени стал пополняться поляками. Одни попадали сюда как ссыльные элементы или военнопленные, переходящие на службу в российскую армию, другие же сами отправлялись на Кавказ для доказательства своей лояльности новой Родине. С другой стороны, значительные группы мятежных поляков-эмигрантов чтобы помочь «врагу своего врага» в массовом порядке отправлялись в страну «независимых горцев». Наиболее знаменитой акцией польских эмигрантов оказалась экспедиция полковника Т. Лапинского (1857—1860), организовавшего у западных черкесов артиллерию и наделавшей много препятствий продвижению российских войск 164. Силы горцев также пополнялись за счет польских солдат, дезертировавших из российской армии.

Следует заметить, что массовое дезертирство солдат польского происхождения по отзывам многих кадровых офицеров Кавказского корпуса, являлся предвзятым стереотипом о неблагонадежности поляков. По наблюдениям очевидцев в пропорциональном плане они ничем особым не отличались от остальных категорий нижних чинов российской армии.