Трейси Борман - Частная жизнь Тюдоров. Секреты венценосной семьи

В мае 1596 года граф, который считал себя путешественником, собирался отплыть в Кадис. Королева прислала ему записку с пожеланиями доброго пути. Беспокойство за фаворита было очевидным. Королева молила, чтобы Бог защитил Эссекса «своею рукою и осенил тебя своей милостью, чтобы никакой вред не был причинен тебе». Хотя Эссекс еще не отплыл, а королева уже мечтала об его возвращении, которое «сделает тебя счастливее, а меня радостнее». Письмо заканчивалось пожеланием всегда находиться рядом с ним [732] Falkus (ed.), Private Lives, p. 117. .

Находясь рядом с королевой, Эссекс искусно разыгрывал комедию придворной любви, но все же он постоянно втайне обманывал ее. После немыслимого инцидента, когда он ворвался в ее спальню и увидел королеву «неукрашенной», он высмеял ее, назвав «старухой… с разумом, искривленным столь же сильно, сколь искривлена ее фигура». Эти слова развеселили молодых фрейлин, «которых он обманывал в любовных делах» [733] Camden, Historie of the Most Renowned and Victorious Princesse Elizabeth, p. 172. . Леди Мэри Говард стала флиртовать еще более откровенно, зная, что это раздражает королеву. Она стала внимательно следить за своей внешностью, и один из придворных проницательно заметил, что «делает она это для того, чтобы завоевать графа, а не благосклонность своей госпожи». Эссекс поощрял Мэри, оказывая ей «много милостей и знаков любви» [734] Falkus (ed.), Private Lives , pp. 119–20. .

Даже те, кто хранил верность королеве, признавали, что внешность ее начинает блекнуть. Сэр Джон Харингтон заметил, что его крестная «часто ходит неприбранной». Она стала есть еще меньше и лишь самые простые блюда — белый хлеб и суп из цикория. Более тяжелые блюда ее более не привлекали. Она потеряла те несколько фунтов, которые набрала в среднем возрасте, и стала настолько болезненно худой, что ее крестник с ужасом смотрел, как она тает. «Как видишь, плоть моя уже не так крепка, — печально сказала ему королева. — Со вчерашнего дня я съела лишь один пирог, который показался мне невкусным» [735] Falkus (ed.), Private Lives , pp. 122–3. .

Другие были менее добры к стареющей королеве. Все послы при английском дворе отмечали, что она стала хуже выглядеть, и очень скоро Елизавета превратилась в посмешище для всей Европы. Ядовитый венецианский посланник Джованни Карло Скарамелли замечал, что женщина, которая когда-то была иконой моды, теперь печально угасает: «Ее юбки стали намного более пышными и значительно более длинными, чем требует французская мода. А ее волосы такого светлого цвета, какого никогда не создает природа» [736] Harington, Nugae Antiquae, p. 90; Perry, М., The Word of a Prince (London, 1990), p. 316; CSPV, Vol. IX, pp. 531–2. . Рассказывая о своем визите ко двору в 1597 году, когда его допустили в личные покои королевы, французский посол де Месс, посмеиваясь, говорил, что английская королева была «странно одета» в богато украшенное платье с таким глубоким вырезом, что «можно было видеть всю ее грудь», которая, по его словам, оказалась «довольно сморщенной». Хуже того, Елизавета «часто открывала это платье, и можно было видеть весь ее живот и даже ее пупок». Будем справедливы к королеве: она следовала итальянской моде, где популярностью пользовались глубокие вырезы и даже обнаженная грудь. В современном руководстве дамам давались такие советы: «Ваши наряды всегда следует носить таким образом, чтобы можно было видеть ваши белые груди» [737] Smith, Clean , p. 192. . Предназначался ли такой совет для дам возраста Елизаветы — это уже другой вопрос.

Далее де Месс сообщал, что волосы Елизаветы были убраны под «огромный рыжеватый парик с большим количеством блесток из золота и серебра, а на лоб свисали жемчужины, но не большой ценности». Лицо показалось послу «очень старым, а зубы ее очень желтые и неровные, в сравнении с тем, какими они были ранее, и слева их меньше, чем справа. Многих зубов недостает, так что, когда она говорит быстро, то понять ее довольно трудно» [738] Harrison and Jones, Andre Hurault de Maisse, pp. 25–6, 36–9, 55. .

Елизавета изо всех сил пыталась по-прежнему считать себя самой желанной женщиной Европы. «Она говорит о своей красоте так часто, как только может», — замечал Джон Чапмен, бывший слуга лорда Берли. Но за попытками королевы «поразить» своих подданных все более пышными нарядами он видел иное: «За этими случайными украшениями они [подданные] не должны были различить отметин возраста и угасания естественной красоты». Такое же представление королева устроила и для де Месса. «Случайно подойдя к двери и пожелав приподнять гобелен, который висел перед ней, она со смехом сказала мне, что так же велика, как и дверь, желая сказать, что она была высокой», — писал французский посол. Королева сняла одну перчатку, чтобы он мог увидеть ее руку, «которая была очень длинной и больше моей более чем на три широких пальца». Но план королевы не удался, потому что де Месс тут же добавил: «Ранее она была очень красивой, но теперь слишком худа». Венецианский посол во Франции, Лоренцо Приули, был более жесток. Про Елизавету он говорил так: «В преклонных летах и отвратительной физической форме» [739] Rye (ed.), England as seen by Foreigners, Vol. III, pp. 104–5; Pasmore, The Life and Times of Queen Elizabeth I, p. 9; CSPV , Vol. VII, p. 628; Harrison and Jones, Andre Hurault de Maisse, pp. 55–6. .