Сергей Алексеев - Собрание сочинений (Том 2)

Стали будить других. Многие и сами начали просыпаться. Только читать по-немецки никто не умеет.

- Буди Сомова. Он знает.

Разбудили. Посмотрел Сомов бумагу, улыбнулся.

- Да ты давай вслух, - зашумели матросы.

- "Либе геноссен", - прочитал Сомов.

Все стихли.

- Дорогие товарищи, - перевёл он на русский язык.

- Ясно. Давай дальше.

- "Данк фюр ойре золидаритэт" - благодарим за солидарность, то есть за помощь, - объяснил Сомов.

- Понятно.

- Ишь ты!

- Правильно!

- Давай дальше.

- "Вир хабен гезигг. Пролетариер аллер лендер, ферайнигт ойх!" прочитал Сомов. - Мы победили. Пролетарии всех стран...

- ...соединяйтесь! - выпалил Спирин.

- Верно, - произнёс Сомов.

Мало кто из матросов в эту ночь спал.

- Взяла, значит, - радовались они. - Добились. Помогли, выходит, и мы немцам.

На следующий день с утра немецкие грузчики приступили к работе. Таскают с "Петра Великого" ящики, бочки. Посматривают на русских, улыбаются.

Принялись и русские помогать немцам. Взялся и Гагин. Подхватил с каким-то немцем тяжёлый ящик, присмотрелся, а немец - тот самый, что записку вчера ему сунул. Кивнул ему по-приятельски Гагин. И немец кивнул.

- Пролетариер аллер лендер, ферайнигт ойх! - прошептал немец.

- Ферайнигт ойх! - повторил Гагин.

БУДУТ - НЕ БУДУТ

В середине апреля на завод Полисадова приехала группа бельгийских рабочих. Привезли из Бельгии станки для завода. Вот и прибыли бельгийцы их устанавливать.

Приближалось Первое мая. Русские рабочие договорились в этот день на работу не выходить. Стали думать: а как же бельгийцы?

Одни говорят:

- Будут бельгийцы работать.

- Нет, не будут, - возражают другие.

О том же заспорили и заводские ребята. Колька Зудов за то, что бельгийцы будут работать, Лёнька Косичкин, наоборот, - не будут.

- Не наших они кровей, не поддержат бельгийцы русских, - заявляет Колька.

- А вот и поддержат, - упирается Лёнька.

Спорили, спорили, наконец решили: десять щелчков тому, кто проиграет.

В ночь под Первое мая Лёнька спал плохо. А что, если Колька прав и бельгийцы приступят к работе? Пальцы у Кольки крепкие - влупит, так будь здоров.

И Кольке не спалось. А ну как прав Лёнька! И хотя Колька щелчков не очень боялся, да неловко будет перед ребятами. Колька любил всегда быть правым.

На следующий день ранним утром помчались ребята к заводу. Были здесь и Колька, и Лёнька, и Лёнькина сестра - рыжая Катька, и ещё человек десять.

В семь часов около заводских ворот появились бельгийцы. Вначале группкой в пять человек, потом ещё пять, за ними и остальные.

Пересчитали ребята: все тут - двадцать один человек.

- Ну, говорил я? - торжествующе закричал Колька.

- Говорил.

- Подставляй лоб.

Спустились ребята в овражек, укрылись от ветра, засучил Колька рукав.

- Раз, - отсчитывает Колька, - два, три, четыре...

Бьёт крепко. Морщится Лёнька, язык прикусил от боли.

- Пять, шесть, семь...

Крепится Лёнька, а слёзы сами из глаз выступают.

- Восемь, девять, десять.

Только ударил Колька десятый раз, как смотрит - мчится сверху Лёнькина сестра, рыжая Катька, кричит:

- Ушли бельгийцы, ушли с завода!

- Как - ушли?!

- А вот так и ушли!

Поднялись ребята из овражка, смотрят - и правда уходят бельгийцы. Впереди пять человек. За ними ещё пять. Следом и остальные. Пересчитали ребята: все тут - двадцать один человек.

Лёнька с кулаками на Кольку:

- Говорил я, говорил! Подставляй лоб.

- С какой же это стати? - стал возражать Колька. - Может, они снова вернутся.

Тут за Лёньку вступились ребята:

- Не вернутся они. Не вернутся. Увидели, что наших нет, вот и ушли.

- Подставляй лоб! - опять потребовал Лёнька.

Смирился Колька, подставил...

Возвращались мальчишки домой с распухшими лбами. В посёлке встретили отцов.

- Кто же это тебя? - спросил Колькин отец у сына.

- Ну и ну, - подивился Лёнькин отец.

- Это из-за бельгийцев, - вылезла рыжая Катька.

- Как - из-за бельгийцев?

Рассказала девчонка, в чём дело.

Рассмеялись рабочие.

- Говорите, не наших кровей. Вот и неверно. Кровь-то у нас пролетарская. Дело-то общее.

НОВАЯ РУБАХА

Пообещал отец к маю Николке новую рубаху купить.

Соберутся, бывало, вечером мать, отец и Николкина сестра, Клава, заведут разговор о рубахе.

- Лучше белую, с пояском, навыпуск, - скажет Клава.

- Не настираешься. Надо тёмную, синюю, - заявит мать.

- Зачем же синюю? - возражает отец. - Мы ему купим красную, яркую, в маковый цвет.

Замирает сердце у Николки, глаза разгораются.