— Я только что с борта корабля. Работы шли и будут идти.
— Какая обстановка?
— Вчера в обед открыли люк. Внутри — то ли вода, то ли масло. Ничего не видно. Пробовали откачивать воду — бесполезно. Мы качаем ее из моря в море.
— Почему вы допустили такой развал флота, что невозможно спасти людей?
— Это ко мне вопрос? После 1983 года произошли довольно интересные события на флоте. То состояние, в котором сегодня находится флот, признано критическим. В то время была тысяча кораблей. Я принял уже 420. Сумел сохранить 400. Так кто же разрушил флот?
— На завтра объявлен траур. Как можно его проводить, когда не достали ни одного человека? Это же кощунство!
— Завтра мы проводим митинг экипажей и траурные мероприятия… — слова Главкома тонут в гуле возмущенных голосов.
Раздаются крики с места:
— Кто дал право?
— Вытащите их, и мы увидим: вчера они умерли или 10 дней назад?
— Кто принял решение, что люди мертвы? Пусть ответит. Я подам на него в суд!
— Сегодня говорили, что как только лодка пропала — всех вычеркнули из списка живых…
Этот взрыв негодования погасила Ирина Белозорова. Сильным спокойным голосом она произнесла на весь зал:
— Это все разговоры не по существу! Надо поднять наших мальчиков. Мы не о том говорим. Давайте вернемся к спасательным работам.
— Камера ничего не увидела в отсеке, — продолжает Куроедов. — Водолазы, которые прибыли из Норвегии, тоже не могут выйти на восьмой отсек.
— Сколько отсеков можно проработать в день? — спросила Ирина Рудакова — наивность ее вопроса станет очевидной только потом, когда все увидят полную беспомощность служб спасения.
— В отсек войти нельзя. Ждем, когда осядет топливо, — терпеливо поясняет адмирал.
Общий шум сопровождает его слова. Главком явно нервничал, иначе бы он не допустил столь прозрачного и намекающего ответа. Опять раздались возмущенные голоса:
— До какой степени довели флот! Вы знали, где гром грянет! — Света Байгарина.
— Мне задали вопрос, — продолжал Владимир Куроедов, — верю ли я, что ребята живы? Отвечаю: до сих пор верю, что мой папа, который умер у меня в 95 году, — все еще жив…
Его перебили:
— Можно ли через пробоину войти?
— Нет, в носовую часть войти невозможно. Рваные края испортят снаряжение водолаза, и человек погибне т.
— Вы во вторник здесь были. Вы тогда видели эту дыру?
— Нет, я видел расчеты! — с видимой твердостью произнес адмирал. — Но вы должны понять меня в одном: я тоже хочу достать ваших сыновей и мужей.
— Кто позволил стрелять вам из лужи? — Ирина Рудакова.
— Не понял!
— Но ведь это лужа — Баренцево море! Там глубина-то какая? Никто не ждал ответов. Спрашивали, потому что хотели выплеснуть эмоции. Наконец-то раздался и рациональный вопрос:
— Когда я смогу увезти сына на Дальний Восток? — это на правом фланге. Там же сидела и основная группа оппонентов — внимание людей переключилось на правую сторону зала.
В это время с левой стороны, где сидела и я, тихо встала незаметная Антонина Петровна Садиленко. Никто не обратил внимания на ее передвижения, но в то же время в зале повисла напряженная пауза — так бывает, когда тигр крадется из засады. Куроедов подробно отвечал на последний вопрос.
Анатолий Сафонов успел задать даже следующий:
— Как долго это продлится?
Антонина Петровна между тем тихо продвигалась к намеченной жертве. И вдруг бросилась на Илью Клебанова, который не был ни крайним, ни даже говорящим, просто стоял.
— Отдай мне сына, гад! — яростно кричала женщина, сжимая руки на горле вице-премьера. — Стоит тут, рассказывает…
Что странно, так это то, что именно Клебанов не произнес ни одного слова во время собрания — накануне у него было плохо с сердцем и он молчал. Нападение женщины оказалось таким неожиданным, что военные не смогли правильно сгруппироваться. К Садиленко бросились офицеры, но оторвать ее от намеченной жертвы не удавалось.
Вице-премьер — высокий представительный мужчина, дотянуться до него не просто. Маленькая, в дешевой вязаной кофточке — Антонина Петровна в тот момент была сильнее целого войска. Ее отчаянное и беспомощное нападение потрясало больше, чем предыдущая истерика Надежды Тылик.
— Отдай сына! — трясла она «власть» за грудки. Клебанов побледнел. Он не защищался, он даже рук не поднял. Обессилев, заплакала женщина и обреченно пошла из зала, едва перетаскивая свои тяжелые ноги в стертых домашних тапочках. На этой гневной материнской ноте закончилось собрание.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу