Альбина Коновалова - Тайна без точки

Я отодвигаю в сторону розетку в курилке и вижу пробитую насквозь стену, за ней: два кресла, стол, кровать, журнальный столик, на котором стоит пленочный магнитофон. Фээсбешный тайник сохранился и поныне, только подслушивать некого: в казарме расположен музей.

В те дни массового психоза всякое бывало… И не без «санкций» Ивана Ивановича Нидзиева. Однажды начальник Дома офицеров Владимир Бугайчук грубо оборвал провод, когда я говорила по телефону. В другой раз глава Ура-Губинской администрации Юрий Морозов бросился на меня со стулом и с криком «Я теб-бя сделаю…» Этот неожиданный демарш приковал меня к месту и не знаю, чем бы все это закончилось, но в комнату вбежал Кублицкий и отобрал стул. Никакой внешней причины для этого не было, если только не вброшенная Нидзиевым «деза». Рассказывали, что Юрий Морозов места себе не находил — до последнего времени Ирина Лячина собиралась в Курск, и он купил там квартиру. А Ирина в то время тайно оформляла квартиру в Питере, и все, кто собирался вместе с ней, считали себя обманутыми. Просить жилье можно было в любой точке страны, кроме Москвы, — и естественно, питерское жилье стоит дороже курского. Но я-то никакого отношения ни к тому, ни к другому не имела.

Неоднократно я была свидетелем разыгранных спектаклей, режиссером которых был все тот же Иван Иванович.

— Что за безобразие творится на нашем КПП, — возмущается Ирина Шубина при приезде начальника управления по воспитательной работе Геннадия Дьяконова. — Система оповещения не работает, связи нет.

— Спасибо вам, девчонки! — говорит после встречи, потирая руки, Иван Нидзиев. — Подставили мы с вами начальника гарнизона.

Или другой случай. Из Свято-Данилова монастыря прислали дорогую икону «Новомученики». До открытия храма Катя Багрянцева просила отдать икону ей, дабы она не исчезла, как исчезало все в те дни. Кстати, икону прислали по ее личной просьбе.

— Можно вопрос задать? — спросила Дьяконова Галина Белогунь. — Вот нам икону прислали, а церковный староста, — она выделила это интонационно, не потрудившись назвать имя старосты, — хочет забрать ее себе.

— Запереть в сейф! — велел Дьконов, не вникая в детали.

Книгу не давали писать, не давали читать, не разрешали встречаться со мной женщинам, угрожая жилищными и материальными вопросами. Я больше не могла выносить этой обстановки, позвонила в редакцию одной газеты и и уехала на другой день. Позднее мы вернулись в свою подмосковную коммуналку, где я старалась не вспоминать «курское» время, как ужасный кошмар.

Но «у Господа случайных дорог не бывает»… Так сказал мне в последний день отъезда батюшка видяевского храма отец Сергий…

Мир и хвала тем искренним и мужественным людям, которые встретились на этом тернистом пути. Их было немало. О них — книга. Остальных я называю только потому что без них неполным будет наш рассказ.

Безусловные ли они злодеи? Нет, конечно. Они стали такими на то короткое время, что длился спектакль.

Закончится действие. В зале вспыхнет свет. Опустится занавес. Исчезнет восторг и негодование зрителей. А они, те, кто были злодеями, станут нормальными людьми, озабоченными собственным пропитанием, может быть — слишком озабоченными.

Но та невыносимая боль, которую они принесли, — она перечеркнет всю вашу прошлую жизнь. Вы вырвитесь из этой боли, как из старой кожи и… ощутите соленый вкус моря, сияние солнца, радугу синей мечты, свежий ветер свободы и, может быть, — свое предназначение…

Храни вас, Бог!