Жан Маркаль - Монсегюр и загадка катаров

Во всяком случае, скрытое соперничество Локи и Одина-Вотана, как и двойная природа кельта Луга, под анекдотической внешностью ставят фундаментальную проблему. Почему божество, которое по определению может быть только совершенным, иногда совершает действия, которые выглядят несовершенными? Иными словами, как бог может быть одновременно добрым и злым, коль скоро предполагается, что Добро, сакрализованное и помещенное на высшую ступень шкалы достоинств, представляет собой самую сущность бога? Все религии, все теологические системы постулировали существование бесконечно разумного, бесконечно доброго божества, и непонятно, почему этот добрый бог вдруг может совершать зло или, по крайней мере, позволять одновременно существовать в себе или рядом с собой существу, конечно, бесконечно умному, но и бесконечно злому.

Все теологи, все идеологи всех прежних, нынешних (и будущих) религий столкнулись (или столкнутся) с фундаментальной проблемой, не дающей покоя людям с тех пор, как они осознали свое состояние: проблемой существования зла. В Книге Бытия есть сюжет о древе познания добра и зла, и этот миф очень показателен. Адам и Ева до того, как съели плод этого дерева, счастливо жили в земном раю. Съев этот плод, они обнаружили, что несчастны, и были вынуждены покинуть земной рай.

Если перевести все это в план психологии, грехопадение, какими бы ни были его мотивации и какой бы ни была причина запрета, — это осознание. Можно понять, что раньше люди жили в состоянии совершенной невинности, не умея различать, что было добрым и что — злым. Произошло событие: человеческое существо задумалось о своей судьбе и внезапно осознало некую дихотомию, — и все переменилось: оставаться дальше в райском саду стало невозможно. Нам говорят, что Адам и Ева устыдились, увидев друг друга голыми, то есть в реальности своего существования. Невыносимое зрелище: пробудившись от золотого сна, они заметили, что несовершенны в совершенном мире. Им ничего не оставалось, кроме как удалиться в изгнание. Пламенный меч ангела — не что иное, как осознание ими своей недостойности.

Но оценить эту недостойность они могли только путем сравнения с некой высшей ценностью. Оценочное поведение всегда основано на каких-то критериях. Адам и Ева, какими бы ни были элементы, которые содержат эти символические образы, произвели оценку. А чтобы оценить, надо осознать. Если раньше они не были способны оценивать — это потому, что они не сознавали. Во время этого резкого разрыва с прежним душевным покоем они открыли несчастье, страдание, смерть, Зло в общем виде. Но, открыв Зло, они открыли и Добро: это было воспоминание о их прежнем состоянии, теперь спроецированное в прошлое как идеал, к которому следует стремиться, надежда, которою можно жить, то есть абсолютная ценность по сравнению с относительной, которую они приписывали себе. Пойдем дальше: до «грехопадения» Адам был один, после «грехопадения» оказалось, что его два. И однако эти два были в одном. Словно он, как в одном фантастическом рассказе, извлек из себя двойника, и этот двойник зажил независимой, параллельной жизнью, но при этом как его антагонист. Вспоминается сказка «Человек, потерявший свою тень»: с момента, когда тень начинает жить самостоятельно, у нее больше нет никаких причин следовать за человеком, чьей тенью она была. Но однако тень не стала отдельным цельным существом, а человек утратил важную часть того, что составляло его сущность. Больше ни у одного, ни у другой ничего не получается.

Текст Книги Бытия, хотя и вызывает многочисленные комментарии и множество толкований, в глубине остается темным: он ограничивается констатацией, что в какой-то момент истории людей они внезапно перешли из состояния беззаботности в состояние озабоченности. Люди почувствовали себя виновными. Виновными в чем? Об этом мы ничего не знаем. Но кто говорит о виновности, говорит об изъяне, а этот изъян — несомненно нехватка чего-то, нехватка некой высшей реальности.

Сюжет о древе познания добра и зла не единственное темное место в библейском тексте, касающемся «грехопадения». Когда говорят, что ангелы, соблазненные красотой женщин, спустились на землю и соединились с ними, породив тем самым исполинов, которые населили мир до потопа, ввергнув его в разврат, — можно задаться вопросом: помимо всевозможных объяснений рационалистического типа с участием «инопланетян», нельзя ли предположить, что этот вымысел символизирует пленение небесных душ материей, идею, которая занимает видное место в учениях Платона, Пифагора и в катарских постулатах?