Коллектив авторов - Фашистские шпионы

Долгими зимними вечерами, когда городок заносило снежными метелями и на улицах заунывно пели телеграфные провода, Адам Иваныч репетировал в клубе очередную пьесу, горячился, неистово размахивал руками и разъяснял любителям их ошибки.

А на премьерах Адам Иваныч волновался больше всех, носился по сцене, как угорелый, часто утирал вспотевшее от усталости лицо и, выходя в конце спектакля кланяться восторженной публике, смущался, как гимназист.

— Адам Иваныч, — грохотал зрительный зал. — Браво… Режиссера… Адама Иван-ы-ча…

Когда драмкружок, организованный Адамом Иванычем, праздновал свой десятилетний юбилей, местная общественность отметила заслуги основателя кружка: Адаму Иванычу преподнесли трехламповый колхозный радиоприемник постоянного тока с соответствующей надписью.

Юбилейный вечер затянулся. Было уже совсем поздно, когда Адам Иваныч вышел из клуба. Моросил дождь, неуверенно мигал тусклый фонарь, и под ногами тяжело хлюпали большие топкие лужи. Где-то в Заречье заливались собаки. Дома в комнате Тамуси почему-то горел свет, но девочка уже спала. Адам Иваныч подошел к ее кроватке, поправил сбившееся одеяло и потушил лампу.

Он прошел в свою комнату, плотно притворил дверь, закрыл ставни и сел к столу. Минуту Адам Иваныч сидел в кресле, закрыв глаза и вытянув ноги. Потом он поднялся, включил какой-то провод, пропущенный незаметно под пол через ножку стола, и стал возиться с рычажком передатчика.

Да, радиопередатчика, потому что в подполье добродушного старичка была тщательно и искусно запрятана переносная маленькая радиостанция, последняя модель «Телефункена», потому что в этом скромном домике, в маленьком, глухом городке окопался, жил и действовал старый немецкий шпион.

Его перебросили в Россию в 1913 году. Позади у молодого лейтенанта кайзеровской армии было детство на Одере, военное училище и первое офицерское звание. Лейтенант отличался как лингвист; особенно хорошо ему давались славянские языки. Начальник училища, маленький, суетливый, всезнающий фон-Таубе доложил об этом по назначению. В день выпуска совсем еще юного лейтенанта пригласили в один из отделов генерального штаба.

Пожилой человек в штатском платье встретил его так, будто они знали друг друга много лет. Смутившийся лейтенант с удивлением обнаружил, что все, решительно все о нем, его близких, даже об его шалостях знает этот худощавый человек с лицом солдата и глазами каторжника. Да, у него были странные глаза. Они избегали лица собеседника, они беспокойно бегали по углам кабинета, но, если взгляд их, наконец, падал прямо в лицо, его трудно было вынести, этот взгляд, — такой он был тяжелый, неподвижный и требовательный.

Итак, они договорились — юный лейтенант императорской армии и человек в штатском из генерального штаба.

— Отлично, лейтенант, — сказал в заключение человек в штатском, — я вижу — из вас выйдет толк, я очень доволен вами. Вы будете моим крестником, лейтенант. И, кроме того, вы будете русским…

На следующий день, не простившись с товарищами, лейтенант выехал в маленький немецкий городок, чтобы продолжить там свое образование. Здесь находилась секретная школа, одна из многих специальных школ германской разведывательной службы.

Вслед за ним в школу прибыл опечатанный сургучом пакет с карточкой нового сотрудника. В ней говорилось коротко:

«Профиль — русский, профессия — землемер, пребывание — тридцать лет».

В той же карточке упоминались новые имя, отчество и фамилия, надолго, на тридцать минимум лет, обретенные будущим русским землемером:

М-р Адам Иванович.

Через два года Адам Иванович закончил образование и уехал в Петербург. Сначала ему предложили остаться там. «Крестного отца» интересовали Гатчинская авиационная школа и слухи о каком-то необыкновенном самолете, над конструкцией которого работал тогда Сикорский.

Действительно, несколько позже, уже во время войны, в России родился первый в мире многомоторный самолет, получивший название «Илья Муромец». По тем временам это был самолет фантастических размеров и грузоподъемности. Адам Иванович специально поселился в Гатчине, завел знакомство с персоналом авиационной школы и многими офицерами. В конце концов он собрал кое-какие сведения, но раздобыть чертежи самолета не смог: Сикорский был осторожен и неподкупен. Офицеры Гатчинской школы вели себя менее осторожно, охотно пьянствовали с веселым землемером, но сами знали очень мало.