Светлана Сысоева - Острова летающих кораблей

Гораздо больше людей присутствует на похоронах знатного человека. И гораздо больше средств требуется. В 1971 году в одном из самых больших саркофагов хоронили деда Умбу Салунга, жителя деревни Галубакул. По его словам, за три месяца было принесено в жертву около тысячи животных. Факт жертвоприношения связан с понятиями дева и маво Чем выше социальный статус человека, чем больше его дева, тем больше маво он «отдает», уходя из жизни – видимо, чтобы природа нашла силы для создания в семье потомка такой же силы, в котором, может быть, и воплотится часть души умершего.

Многие возводят для себя саркофаг при жизни, лично руководя строительством. Есть мнение, что, если человек был не состоянии сопроводить плиту на место будущего саркофага, его ждут сложности в загробной жизни. Но это не так важно, более важно то, что на «правильные похороны» имеет право только умерший естественной смертью.

Церемония прощания с раджой походила на церемонии похорон, которые мне доводилось наблюдать на других индонезийских островах. Группами приходили люди. Мужчины садились перед домом, им предлагали бетель. Женщины проходили в дом и плакали у гроба. Приносили дары: ткани, украшения, ритуальные предметы, животных. Менеджеры-распорядители следили за порядком, ведь на похороны, по разным данным, собрались от одной до трёх тысяч гостей. Все были одеты в традиционную одежду, по её качеству и узорам можно было определить происхождение человека и его социальный статус.

Мужчины в традиционной одежде.

Ответственные за ритуальные песнопения – уважаемые на Сумбе люди – вели лулук: один скороговоркой проговаривал текст, смысл которого – высказать уважение к покойному и поблагодарить гостей за то, что пришли, другой после каждой части текста громко кричал «Малло!», что означало «Так и есть».

По обеим сторонам гроба сидели слуги. Справа двое мужчин, слева – две женщины. Так они провели целый месяц. В прежние времена их бы похоронили вместе с раджой, а сейчас они лишь притворятся мёртвыми (одна женщина потеряет сознание), их вынесут из дома на руках, и положат на землю рядом с саркофагом. Также в помещении находился крупный петух, украшенный бусинами, – символ раджи. Его подкармливали, но в жертву, конечно же, не принесли.

Женщины в традиционной одежде.

Ближе ко времени захоронения толпа заметно увеличилась в размерах. Полиция оцепила территорию вокруг саркофага, дав возможность иностранным журналистам снимать. Группа мужчин с жёлтыми ленточками на груди готовилась приносить в жертву буйволов (и не только). Группе мужчин с красными ленточками на груди предстояло выносить гроб. Перед входом в дом появилась лошадь – также символ властителя. Её поведут во главе процессии, вслед за портретом раджи.

Начало церемонии похорон. Из дома выносят слуг,

их как будто похоронят вместе с раджой.

Здесь можно сделать небольшое отступление, чтобы рассказать о необычной форме мужских саронгов. Если на других островах они напоминают женскую юбку, то на Сумбе ткань для саронга (хингги) ткут в виде длинного шарфа. Саронг носят поверх шорт, обвязывая бедра и завязывая узлом спереди так, что получается длинный хвост. Садясь на лошадь, мужчины продевают длинный конец ткани между ног и закрепляют сзади.

Окончание церемонии похорон. Гроб с телом раджи

три раза пронесут вокруг саркофага.

Четверо мужчин вынесла гроб и трижды обошли саркофаг. Сделав последний круг, мужчины опустили гроб в могилу, стены которой были задрапированы тканями с традиционным для деревни узором. Обстановка нагнеталась, многие плакали, толпа подступала все ближе, в воздухе возник круговорот из смятенных чувств, скорби, суматохи и чрезвычайной ответственности за происходящее. В этом круговороте меня вдруг посетило очень необычное ощущение. Рядом с могилой лежали слуги, а я почувствовала, что принести их в жертву было бы… «Правильно» – не подходящее слово. Но воображение рисовало картину, что их похоронят вместе с раджой. А заодно и пару журналистов, чтобы те вели хронику его загробной жизни. Появилось отчетливое понимание, что похоронные обряды, дожившие до наших дней, не были прописаны логикой, а появились как выражение коллективного бессознательного, отягощенного печальными эмоциями и чувством долга по отношению к религиозным правилам – то ли придуманным людьми, то ли действительно завещанным им неизвестными предками.